Вот эти новости и впрямь были хорошими. Правда, чтобы дурные знамения Беллуа полностью перестали надо мной нависать, все должны полностью исцелиться. И Френ, и Дариан.

– Дхалла, а что произойдет, если метку Дариана не закончить вовремя? Она может не сработать?

Мабир отвернулся и начал протирать иглы спиртом, а затем убирать их в лежащий на столе кожаный футляр.

– Дхалла, может ли метка Дариана не сработать, если ждать придется слишком долго? – настаивала я.

Последнюю иголку он практически вонзил в футляр.

– Может. Да.

– И что тогда случится с Ару?

Мы оба знали ответ на вопрос.

– Мы его потеряем. Его придется умертвить.

Кровь застучала в висках, мне показалось, что я вот-вот рухну в обморок. Пальцы стиснули спинку Ару, и дракончик задергался, пытаясь выбраться из моей хватки. Я опустила на него взгляд, чувствуя, как в горле встает ком, и виновато погладила малыша по голове. Он заморгал и отстраненно смотрел куда-то в пустоту. Ушные гребешки печально поникли. Рана Дариана и отчаяние Ару – все это причиняло мне боль.

– Мы должны закончить метку Дариана, – выдавила я.

– Не надо злиться, Майя. Чтобы связать их, они должны быть рядом, но Беллуа запретил перемещать Дариана, как и делать на нем новые насечки, пока работают те, которые он уже нанес мальчику на ногу.

Ну конечно. Я знала, что здесь замешан Беллуа! Что именно он стоит между Дарианом и Ару. Без Ару у моей Кейрр не будет пары, и Беллуа, возможно, еще сумеет добиться своего. Да что это за святой человек такой?

– Ясно. Я считаю, что виноват именно он, Беллуа.

– Тс-с. Не забывай, что он доставил меня сюда. Он ждет…

Я понизила голос, но все равно с вызовом выплюнула:

– Это все Беллуа!

– Майя, ты не можешь судить…

– Нет! Ничего бы не случилось, если бы он не лез из кожи кон, чтобы превратить явление Летнего дракона во что-то…

– Его учение не дает пространства для рассуждений. Он действовал лишь так, как велят ему убеждения.

– Как только он услышал, что мы увидели Летнего дракона, сразу попытался замять нашу историю и…

– Майя…

– И заставить меня замолчать! Почему вы его защищаете?

– Он – святой человек. Он принес клятвы и связан ими.

– Клятвы?! И какой же святой человек стал бы…

– Майя, прошу тебя… ты не понимаешь. Он стал тем, кем стал, по своему выбору. Он отказался от всего. Для него существует лишь верность Храму и ничего более. Лишь его учения и клятвы. Столкнувшись с чем-то для него необъяснимым, он нашел опору в учении. Дело не в тебе. Просто он не умеет иначе.

– Сперва вы ему возразили, а потом… – я умолкла, не желая обвинять Мабира открыто.

Мабир ссутулился и поник. Его облик подтверждал – он все понимал. Он пожертвовал мной, уступая власти Расаала и пряча собственные опасения поглубже, дабы успокоить свою совесть. Ничего ему не удалось. И беспокоили его вовсе не клятвы Беллуа, а собственные – те, что он принес религии, в которой теперь усомнился.

Мабир покачал головой. В его старческих проницательных глазах заблестели непролитые слезы.

– Но ты ведь доказала, что он не прав, верно? – Мабир вздохнул и промокнул глаза кончиком бороды. – И тем самым посрамила стоящего перед тобой старика. Моя вера подверглась испытанию, и я его не прошел.

Меня удивило его искреннее признание. Я лишилась дара речи.

– Вера… – у Мабира затряслась борода. – Я долго терзаюсь этим вопросом: вера есть то, что мы жаждем в себе обрести и взрастить… или же то, что мы с возрастом теряем? Молодым она дается так легко. Но ты показала мне то, что я утратил, и вновь зажгла пламя веры в моем старом сердце. Я благодарен и тронут. Надеюсь, ты сумеешь простить мне мою слабость.

Я коснулась его руки.

– Да, дхалла! Если бы не вы, то я не раздобыла бы себе дитя!

Я попыталась ободряюще улыбнуться. Мабир улыбнулся в ответ.

Но я хотела спросить его еще кое о чем. Я не была дхаллой и не умела работать с Храмовой Наукой, но одна мысль не покидала меня уже несколько дней. Я глубоко вздохнула и наклонилась ближе к Мабиру.

– А что будет, если закончить метку Ару с моей кровью в чернилах? Спасет ли это его, если исцеление Дариана слишком затянется… или он умрет?

Мабир вскинул голову и широко распахнул темные глаза.

– Разделенная метка?!

Свежие насечки на моей шее запульсировали.

– Это плохо?

У Мабира вновь затряслась борода.

– Я бы никогда не задумался… не осмелился бы… Нет, такое невозможно, – наконец, выпалил он, после чего набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул. Взгляд его устремился куда-то вдаль. – Насколько мне известно, ничего подобного прежде никогда не делали. Нам пришлось бы увеличить и твою метку. Мы нарушили бы ритуалы Науки. И я даже не уверен, что представляю, как метки объединить.

Мабир перевел взволнованный взгляд на меня.

– Если бы о таком деянии узнал Беллуа, то я бы лишился сана. Или что похуже.

– А он мог бы узнать?

– Милостивые Авар, девочка моя! Подумать только…

Я отпрянула, но Мабир протянул дрожащую руку и коснулся моего плеча, изучая меня со странной смесью страха и восхищения во взоре.

– Нет, постой! Здесь мы ступаем на опасный путь. Но я разделяю твои тревоги – я тоже не доверяю Беллуа. Я боюсь того, что станет с Риатом, если позволить ему подтасовать события так, как он считает нужным.

– Но мы можем спасти Ару?

Мабир молчал, не способный заговорить. Кейрр, поерзав, проснулась и игриво ткнула лапкой нос Ару. Тот опять моргнул. Мабир покосился на Ару, взглянул на меня, а потом и на Кейрр.

И пожал плечами, словно пытался отогнать навязчивую мысль.

– Нет, нет. Я не могу. Риск очень велик, Майя.

– Дхалла…

– Нет! Не могу! – он прижал к груди кожаный футляр с инструментами. – Ты не слушаешь меня. И я не сумею тебе ничего объяснить, если не научу… – Мабир умолк, и уголки его губ опустились.

Я рухнула на колени и притянула к себе и Кейрр, и Ару.

– Это спасет ему жизнь?

– Вероятно, но если Дариан умрет, но Ару выживет… или если метки попадутся Беллуа на глаза, он узнает, что мы сотворили нечто… то, что мы… то, что я нарушил ритуал. Пошел против воли Храма.

– То есть помешал Беллуа плести подлые интриги.

Мабир уставился на меня, нахмурив брови, и помолчал.

– Не стоит говорить столь грубо, девочка.