Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эрнст тут же при двух Сергеях набрасывает рисунок: вертикальный камень, одна половина белая, другую заштриховал – черная, внизу большая плита. На недоуменный вопрос сына, почему черное-белое? – объясняет: «Жизнь, развитие человечества происходит в постоянном противоборстве живого и мертвого начал. Сцепление белого и черного лучше всего символизирует единство и борьбу жизни со смертью».
Сначала Эрнст не хотел устанавливать на памятнике скульптурный портрет Хрущева и объяснял это так: он уже вошел в историю, его все запомнят и так. Но на портрете настаивала Нина Петровна. Тогда Эрнст нашел совершенно неожиданное решение: бронзовая голова цвета старого золота в нише на белом мраморе на фоне черного гранита. Помнится, эта голова вызывала у меня оторопь. Я даже была уверена, что родные такого скульптурного портрета не примут. Карякин молчал. Он тогда много времени проводил в мастерской и постепенно проникался общим замыслом.
Конечно, началась чиновничья волокита. Проект отказывались утверждать (ведь речь шла о Новодевичьем кладбище, главном некрополе страны). Снова предлагалось установить традиционную стелу с бюстом Хрущева. Семья настаивала на варианте Неизвестного. В конце концов Нина Петровна позвонила Косыгину, и тот дал распоряжение ставить тот памятник, который нравится семье. Проявив незаурядное упорство и настойчивость, Сергей Хрущев сумел отстоять проект Эрнста Неизвестного. Памятник был установлен на могиле через четыре года, в августе 1975-го.
Памятник открыли, а Новодевичье кладбище закрыли: официально «на ремонт», который продолжался чуть не десять лет. Слишком много было иностранных корреспондентов и споров вокруг монумента. Вход сделали только по пропускам родственникам захороненных. Мы с братом передавали друг другу пропуск, чтобы прийти к нашему отцу, захороненному в стене.
А вокруг памятника Хрущеву и сегодня много споров: одним он нравится, другие активно против. Равнодушных мало. Бывают и такие разговоры:
– А кто сделал памятник?
– Неизвестный.
– А почему захотел сохранить свое имя в тайне?
– Да это фамилия его такая – Неизвестный. А вообще-то, он известный скульптор.
– А почему половина белая, а половина – черная?
– Белое – это хорошие дела, черное – плохие.
* * *
В глухую пору оттепельного листопада[30] Неизвестному удавалось немало сделать и в монументальной скульптуре. В 1974 году вопреки всем интригам начальства МОСХа, Неизвестный сделал барельеф «Становление человека разумного» в Институте электроники в Зеленограде. Помню, Эрик говорил нам, что денег выделили мало, рассчитывали, что он откажется работать. Но Эрнст не стал отдавать свой эскиз в комбинат, как делали многие скульпторы, а выполнил барельеф своими руками всего с одним помощником. И сделал все поразительно быстро.
Приехали на открытие. То, что мы увидали, – ошеломило. На рельефе – зародыш в чреве матери. Своими ручонками разрывает оболочку, растет. Преграды тоже увеличиваются. А дальше, на левой стене, – уже творит человек разумный и, наконец, – летящий в космос.
Но Эрнст, истинный монументалист, когда водил нас по коридорам института, говорил с горечью, как исказила цензура его первоначальный замысел. Он задумал горельеф на тему космоса, который должен был обрамлять снаружи весь верхний этаж здания Института электроники. Из города, с расстояния в несколько сотен метров, это было бы потрясающее зрелище! Теперь же внутри здания охватить картину в целом с расстояния в несколько метров трудно, если не невозможно. Ведь вместо голубого неба – давящая крыша и нависший карниз. Рельеф потерял монументальность, да и уменьшился в шесть раз. Для библиотеки института скульптор сделал двенадцать портретов великих деятелей науки из дерева и латуни, и в том числе портрет В. И. Ленина, единственный за всю жизнь.
Барельеф торжественно открыли, Эрнста все поздравляли, а дальше начались чудеса. Союз архитекторов представил весь проект института на Госпремию СССР. Эрнст Неизвестный был включен в авторский состав. В «Правде» появился очерк о монументальном искусстве с похвалой рельефа в Институте электроники в Зеленогорске, но имя автора не упоминалось, а посетившая Зеленоград комиссия комитета по премиям вычеркнула Неизвестного из авторского списка. В довершение всего было принято абсурдное решение Союза художников, позволявшее Неизвестному делать лишь небольшие работы.
Последней монументальной работой Неизвестного на территории Советского Союза стал барельеф на здании Центрального комитета Коммунистической партии Туркмении в Ашхабаде в 1975 году. Но и там пришлось столкнуться с саботажем чиновников. Эрнст вспоминал: «…не было стены, на которой должен быть сделан рельеф, не было глины, не было рабочих, ничего не было, и только моя оголтелость и работоспособность и то, что у меня был подготовлен свой штат людей, дали возможность выполнить эту работу в срок».
Вынужденная эмиграция
Положение Неизвестного было двусмысленным. Многие считали его едва ли не лучшим скульптором, его прекрасно знали в мире. На него даже возникла своеобразная мода среди посольских работников. Помню, как в 1969 году перед отъездом на родину посол Чили Максимо Пачеко, мой друг, разыскал меня и попросил познакомить с Неизвестным. Ему хотелось купить у него что-нибудь из графики и небольшую скульптуру.
Не без иронии Эрик вспоминал потом, что его начали приглашать в хорошие дома. Вокруг него образовался устойчивый круг своеобразной «интеллектуальной мафии» (его выражение). Но и в конце 1960-х – начале 1970-х против него все еще пытались возбудить уголовные дела, обвиняя в валютных махинациях и чуть ли не в шпионаже. Люди из КГБ пытались его спровоцировать, предлагали брать за работу валюту. Он отказывался наотрез. Потом шутил: до выезда из СССР не знал, как выглядит доллар.
Эрнст Неизвестный. Таким он уезжал в эмиграцию. 1976
Неизвестного приглашали в Европу, США, Латинскую Америку. Помню, как радовался Эрик, получив приглашение от бразильского скульптора Оскара Нимейера. Тут и у нас с Юрой появилась надежда. Неужели откажут коммунисту Нимейеру, лауреату Международной Ленинской премии «За укрепление мира между народами», члену Президиума Всемирного совета мира? Весь мир узнал этого бразильского гения железобетонной архитектуры после того, как он начал застройку новой столицы – города Бразилиа по приглашению президента Кубичека. В годы военной диктатуры Нимейер жил в эмиграции во Франции, бывал на Кубе и в СССР. Что говорить – два гения гигантомахии могли бы найти друг друга.
Но на все приглашения Неизвестному – а их он насчитал более сорока, в том числе и от Нимейера, – был отказ. Из 850 его скульптур государство приобрело всего лишь четыре. Заказов на монументальные проекты не было.