Молодой человек решил не отставать от ярких примеров европейского кинотворчества и подготовился соответствующе. Джинсы были тесные, нижнего белья не было вообще, эрекция появилась еще вчера. Молодая избранница, морально готовая приобщиться к шедеврам киноискусства, сидела на диване и с интересом наблюдала пародию на стриптиз в виде закидывания на торшер содранной с хиловатого торса рубашки и подергивания тощими бедрами в такт икающему престарелому кассетному магнитофону «Весна». Диван был разобран, новое белье «в цветочек» постелено. Наступала кульминация! Энергичный рывок язычка молнии гульфика!!! Магнитофон был заглушен ревом атакующего бабуина с хором стада свиней. Это была симфония, исполненная тощим телом.

Молния на джинсах не была даже бедной родственницей японских «зипов». Ее паскудное происхождение история умалчивает. Так же, как и собственно джинсов, привезенных из бескрайних степей под Одессой и гордо проданных наивному сибирскому пареньку как абсолютно аутентичные «Левис», вчера снятые с настоящего ковбоя в прериях Монтаны. Отчеканенные в армянском гараже латунные зубья молнии с аппетитом вгрызлись в мошонку и крайнюю плоть начинающего киногероя. Герой легко взял все рекордные ноты в сольной арии. Барышня, явно не рассчитывая на такую могучую серенаду, предпочла откинуться в неглубокий обморок, слегка обмочившись.

В глазах у несостоявшегося ковбоя-сантехника плескалась пролетарская ненависть к американо-джинсовому капитализму. Прикасаться к поврежденному коварными штанами органу было страшно и негуманно. Орган синел, брызгал каплями крови и трепетал от ожидания врачебных манипуляций. Хозяин органа сидел с гримасой какающего пинчера и пытался вспомнить приличные слова. Его партнерша с иконописным лицом искренне любовалась страданиями суженого и взахлеб помогала комментировать его состояние и самочувствие. Выслушав подробный отчет о происшествии, доктор ювелирно выстриг ножницами для снятия повязок хищную молнию из штанов. Пациент с облегчением и скрипом изменил положение тела, которое порядком затекло в неловкой скрюченной позе.

Предмет скромной гордости молодого человека, обвитый хищной латунной змейкой в синей тряпочке сделал бы бешеную карьеру любому современному художнику-авангардисту. Но почитателей авангардизма в отдельно взятой малосемейке на окраине сибирского мегаполиса было не найти. Потому пришлось везти автора на гастроли в ближайшую «травму». Там веселые травматологи ему с ходу пообещали переход в иудаизм (ну тут все понятно!) и моноорхизм (однояйцевость) (не путать с монархизмом! – вариантом государственного устройства). Пациент взбледнул еще пару раз, не оценив тонкости беззлобных врачебных шуток.

Диагноз в карте вызова: «ущемленное самолюбие и покоцаное мужское достоинство» не прокатил. Заставили переписать и погрозили сурово пальцем-сарделькой из-за стекла «аквариума»-диспетчерской. Проникся, осознал, отбыл на следующий вызов.

* * *

На Станции, в гараже, от своей машины брела бригада взрослых «шоков». Нет, не так. Шла…

Халаты, да и остальная одежда, стояли колом от крови и других биологических жидкостей. На лицах фарфоровые маски отрешенности и познанного дзена. Глаза продолжали смотреть туда, за порог. Фигуру справа в ослепительно белом накрахмаленном халатике я лично, два часа назад, поздравлял с двадцатитрехлетием. Сейчас навстречу мне шла взрослая женщина с постаревшим лицом с черными кругами под глазами и гримасой-оскалом сгоревшей улыбки. Люди молча уступали им дорогу, не решаясь ни о чем спрашивать. Сталкеры. Просто еще один день в аду…

По стене ползла муха. Грамотно ползла. Вниз головой. Кверху жопой. Все у нее было как у правильных мух. Лапы, крылья, наглый вид. Только одно качество у нее отличалось от всех остальных мух – беспредельное везенье. Потому как поднять руку и грохнуть в брызги ее мушинную карьеру не позволяло утомление. Глаза еще как-то куда-то глядели и мозги требовали хоррора и экшена, но муха интуитивно выбрала правильную тропу. И вела мои глаза все ниже, ниже, ниже в левый угол. Туда, где зрение мне перекрывала застираная наволочка сплющенной подушки в комнате отдыха на Станции. Еще пара дерзких шагов и все! На мне уже можно было справлять мухину свадьбу. Я спал. Целых тридцать минут абсолютного покоя. Драгоценность такого сна невозможно переоценить.

Что такое «спать на ходу» я усвоил на опыте дежурств. «Карусель» – это когда на Станции ты оказываешься только для того, чтобы поменять шприцы, пополнить сундук с лекарствами и скинуть карточки вызовов. В начале было даже забавно. Любопытно. Хотелось определить границы своих возможностей. Потом чушь выветрилась и остались чудеса изворотливости и адаптации. Причем речь шла не об аттракционах для приколов, а натренированной способности восстанавливать работоспособность за мизерное время. Со временем конечно утомление накапливалось и оглушало. И уже не помогали ни ударные дозы чая-кофе, ни умывание ледяной водой или растирание лица снегом. Но это когда еще случиться, а пока…

* * *

В начале было слово и слово было: «Ааааааллллё!»

Некий теплокровный организм, притворившись человеком, испытал биологическую потребность в спиртах, жирах и углеводах. Да и полез добывать искомое нездоровое питание ночью в закрытый ларек. И все было бы хорошо и успешно, но отжатая доской крыша в неподходящий момент упала на свое место. Хитроумный взломщик повис внутри ларька жадным ртом и на улицу невинным по сути, но всегда за все ответственным седалищем.

Дивный натюрморт обнаружили ранние прохожие и позвали зрителей – милицию и скорую. Коллеги в синем заценили картину и пожелали оценки всепогодных экспертов на идиотизм. Хотелось гарантий, что суровые и грубые работники правопорядка не нарушат тонкий душевный мир злоумышленника своими прямолинейными вопросами и намеками.

– Мда, висение в течении нескольких часов пузом на ребре тонкой доски, здоровья не добавляет. Ничего полезного не прищемил, альпинист? – Ответом мне было мрачное молчание…

– Вам понятен мой, как бы намекающий вопрос? – И снова невнятное похрюкивание.

Общими усилиями приподняли крышу и вынули страдальца. Не пациент, а подарок молодому диссертанту! Можно написать основательный трактат на тему резервных возможностей человека в экстремальных условиях. Пациент, ну скажем так – клиент не проявил никаких симптомов и жалоб. Ничего у него не поломалось, не передавилось, не отсохло, не отморозилось.

Ну как так, а?! Глубоко положительный персонаж способен себе челюсть зубной щеткой сломать, инфаркт на горшке получить, об собственного кота руку вывихнуть, несвежей петрушкой отравиться, а тут?!

Скалолаз сидел на лавочке и опасливо изучал налитыми кровью и алкоголем глазками пути отхода в нирвану.

Скорой тут делать было нечего. Неопределенный артикль «мля!», конечно, помогал описать ситуацию в карте вызова, но был малоинформативен и грозил репрессиями со стороны начальства. Начальство любило использовать такие семантические коды само, а сотрудников заставляло корчится в поисках соответствий в великом и могучем русском языке.