— Честный человек, — пробормотал Федор.

— И не говори, — согласился Карпов. — Правда, во время торга Дмитрий Моисеевич забыл предупредить Бехтерева, что отпускает только его, а жену и сына оставляет. Их расстреляла ЧК. Узнав об этом, Анатолий Васильевич покончил с собой.

— Грустная история.

— Да уж, не веселая.

— Как же твоему деду удалось спастись от последствий знакомства с таким человеком?

— Во время смуты дед с прадедом вывезли коллекцию из Москвы и долго прятались где-то на Смоленщине. Габельман, не прекращая заниматься революцией, старательно искал их, но найти не смог…

— То есть он знал о вашей коллекции?

— Конечно, знал. Дмитрий Моисеевич увлекался нумизматикой с детства и был прекрасно осведомлен обо всех российских коллекционерах. Революция помогла ему использовать эти знания на практике.

— Тогда зачем ваши предки вернулись в Москву?

— Потому, что мы местные. — Карпов пожал плечами, снова улыбнулся. Он, похоже, обожал улыбаться, этот парень с кукольными глазами. Произнес весело:

— Масковские мы, куда же было возвращаться?

Действительно: куда?

— Дед и прадед старались вести себя тихо, но через некоторое время Габельману все же удалось их разыскать. — Сан Саныч глотнул пива. — Он был упорный товарищ… К счастью, времена изменились, романтическая вольница первых лет революции осталась позади, и Дмитрий Моисеевич не мог просто отобрать у нас коллекцию, а нанимать уголовников побаивался. Габельман, знаете ли, не был особенно храбр. Он попытался договориться с прадедом, но получил отказ.

— В те времена у членов ЦК были очень большие возможности, — заметил Федор.

— Были, — согласился Карпов. — Вот только самих членов ЦК оказалось слишком много, и они занялись выяснением, кто из них более предан революции, а кто менее. Товарищ Габельман весьма кстати оказался английским шпионом. Не знаю, как он сумел завербоваться, но это было очень мило с его стороны. Дмитрия Моисеевича расстреляли, и мы наконец-то вздохнули спокойно, ибо среди оставшихся членов ЦК нумизматов не наблюдалось.

Легкая хитринка, промелькнувшая в голосе Сан Саныча, позволила Очкарику предположить, что скромные нумизматы приложили-таки руку к избавлению от недружелюбного знакомца.

— Коллекцию Габельмана передали в Исторический музей, а лет десять назад, после того как товарища Габельмана и еще большую группу друзей русского народа посмертно реабилитировали, наследники Дмитрия Моисеевича подали в суд… — Карпов тихонько рассмеялся: не зло, не грустно, с иронией. — Просят вернуть коллекцию, отобранную злым НКВД у жертвы репрессий. Восстановить, так сказать, историческую справедливость.

— А что наследники Бехтерева или Сомова?

— Их нет, — просто ответил Сан Саныч. — Во время революции будущие «жертвы репрессий» не щадили ни женщин, ни детей. Романтические были времена…

Он допил пиво, привычна быстрым взглядом оглядел выставленные в большом зале монеты — так полководец машинально отмечает вытянувшихся во фрунт солдат — и поднялся:

— Может, пройдем в синий зал? Там у нас шестнадцатый век: дублоны, пиастры и прочие пираты. Всем очень нравится.

«Интересно, каково это — жить в музее?»

— Пойдем, — согласился Волков.

Однако до «прочих пиратов» они не дошли. В следующем холле, который им пришлось миновать, Федор обратил внимание на ведущую вниз лестницу.

— А мне казалось, что первый этаж дома нежилой.

— Там мастерская, — махнул рукой Карпов. — Еще одно наше увлечение.

— Что мастерите?

— Работаем по металлу.

Очкарик вспомнил мозоли на руках Сан Саныча — такие метки не заработаешь открыванием пива — и почувствовал, что напал на след: «работаем по металлу»?

Смущали Федора лишь спокойствие и откровенность Карпова. Хозяин квартиры держался так, словно не чувствовал за собой никакой вины. «Да, работаем по металлу, ну и что?»

— Можно посмотреть?

— Изволь.

Мужчины спустились вниз, однако первым делом Волков увидел не станки и рабочие столы, а очередное монетохранилище.

— Здесь у нас современность, — сообщил Сан Саныч. — Вторая половина двадцатого века и нынешние времена. Особой ценности пока не имеет, но мы собираем.

— Вы все собираете?

— Да, — серьезно подтвердил Карпов. — Каждый появляющийся на земле образец рано или поздно попадает в нашу коллекцию. Сейчас стало проще, мы имеем прямые взаимоотношения со многими банками. Современные коммуникации — великая вещь.

«Но откуда у вас деньги, ребята? Откуда у вас ТАКИЕ деньги? Уж не из скромной ли мастерской?»

— А вот здесь наш цех.

Фрезерный станок, сверлильный станок, шлифовальный, ручные машинки… Компьютер. На столах, с прожженными кислотой столешницами — блестящие инструменты, аккуратно разложенные по ящичкам, тиски, металлические заготовки, автоклав или что там такое? Откуда-то из памяти всплыло: муфельная печь. Видел, что ли, раньше? На полках банки с жидкостями. Увеличительные стекла, большие, на штативах. Тут же лежат маленькие, но мощные лупы, которые надевают на глаза. И еще эскизы на стенах: профили, гербы, геральдические животные, шрифты…

— Некоторые монеты приходится реставрировать, — безмятежно пояснил Карпов.

— А изготавливать?

— Что? — Холодильник в мастерской тоже присутствовал, и именно из-за него Сан Саныч не расслышал вопрос: он как раз открывал дверцу и доставал себе бутылочку пива.

— Можно ли изготовить монету в домашних условиях?

— Можно, — кивнул нумизмат. — Для этого нужна подобная мастерская и определенный навык.

— И все?

— И желание, разумеется. — Карпов глотнул пива.

— Все так просто?

— Суди сам… — Сан Саныч взял со стола металлический кругляш и бросил его Очкарику. — Для начала делаем пресс-форму, матрицу. Берем сырую сталь, шлифуем, намечаем радиус и делаем посадку, вырезаем углубление. Затем вручную выводим фон, до идеала, Федор, до идеала! Затем наносим лак, на него — рисунок и начинаем работать штихелями. Вырезаем.

Нумизмат продемонстрировал Волкову инструмент. «Так вот откуда у него мозоли. И ожоги на руке. Штихеля и кислота». Карпов умел делать монеты. Умел. Он не подчеркивал это, но и не скрывал.

«Неужели повезло? Неужели Людмила Савельевна Рижская небрежным взмахом руки отправила меня по нужному адресу? Если так, то я отведу ее в кондитерскую и позволю съесть столько пирожных, сколько влезет!»

Но что общего может быть у знаменитого нумизмата с наемным убийцей? Что? Трудно ведь предположить, что в свободное от основной работы время Оружейник приторговывает подделками. Да и не станет Сан Саныч делать на продажу заведомые фальшивки. Уж он-то прекрасно знает, как состарить металл, как не ошибиться с точностью изображения, он любую монету на ощупь различит. Значит…