Караван останавливается на открытом месте. Пространство перед лесом чистое, сейчас сани сомкнутся, возницы займутся лошадьми, а три сводных батальона наёмников отработают учебное отражение вражеской атаки, разобьют сектора обстрела, определятся с действиями по тревоге и начнут ставить свои палатки. Всё не в первый раз делается, мы в пути уже целую неделю, свои обязанности народ знает неплохо, и люди уже привыкли к тому, как происходит ежевечерняя остановка на ночлег. Возницы, понятно, люди гражданские, ещё не совсем понимают, куда мы идём. А в наёмниках я был уверен, хорошие и испытанные суровой жизнью бойцы. И просто так они сектантам в руки не дадутся. Правда, вооружение у них не очень, у каждого или карабин, или «калаш» только с одним боекомплектом да парочка гранат. Но для таких сорвиголов и это немало. Впрочем, чего они в бою стоят, ещё предстоит узнать, ведь как ни рассчитывай свой путь, а мимо занятого противником Снежного не пройдёшь. Да и в Дебальцево придётся прорываться силой оружия, а значит, по-любому будет бой.

Я направляюсь к своему отряду, неполной сотне воинов, которых взял в этот поход, и ко мне подходят сержанты, командиры временных взводов, как я их назначил. Это Игнач, Исмаил-ага, пожелавший вновь повоевать под началом Ерёменко, и Лида Белая, действительно оказавшаяся весьма хорошим бойцом, авторитетным в среде наёмников лидером и неплохим командиром. Они стали в круг, а я достал из планшетки распечатку карты, которая у меня имелась, и начал постановку задачи:

– Значит, так, господа сержанты. Сейчас разбиваем лагерь и делаем то же самое, что и остальные. А когда окончательно стемнеет, уходим назад по дороге, идём два километра и по широкой дуге возвращаемся назад, обходим это поле и двигаемся в лес. Есть вариант, что нам в этой чащобе готовят горячую встречу, и хорошо ещё, что снег неглубокий, так что в случае боя мы сможем с лыжниками на равных побегать. В общем, заходим в лес и продвигаемся вдоль дороги. Если в лесу засада, принимаем бой. А если никого нет, то останавливаемся на ночёвку. Поутру обоз пойдёт дальше, а мы вроде правого бокового дозора будем. Как поняли?

– Ясно, – отвечает Игнач.

– Понятно, – вторит ему Исмаил.

– Сколько боеприпасов брать и за сколько времени лес пройдём? – спрашивает Лида и теребит свою финку.

– На пулемёт – по тысяче патронов, на автомат – по пятнадцать магазинов, сухпай на сутки, вещи оставляем здесь. Лес не слишком обширный, так что за один световой день его пройдём.

– Хорошо, – кивает блондинка, и сержанты расходятся по своим взводам.

Проходит два часа, лагерь живёт своей обычной жизнью, варится каша, дымится в кружках настой или чай, люди ведут беседы за жизнь, всхрапывают кони, а мы выходим с его тыльной стороны и двигаемся по заранее намеченному маршруту. Впереди сводная группа самых лучших следопытов и ходоков – два наёмника, три пластуна и пять гвардейцев. Слева и справа от них, с отступом метров в двадцать – тридцать, идут отряды Игнача и Исмаила. В центре – два радиста, два посыльных, Сеня Бойко и я. Позади нас наёмники Лиды Белой. Своеобразное построение для меня немного непривычное, но для движения ротой или подразделением более крупного состава – то, что надо. Командир и связь под охраной, все на виду, и в боевой порядок можно быстро развернуться.

Спускается морозец, не сильный, не более минус семи-восьми градусов, снег под ногами хрустит, люди сопят, и из их ртов вырывается парок. Идём час, второй, третий и около полуночи, оставив лагерь, еле видимый по отсветам костров километрах в четырёх по левую руку, входим в лес, который на фоне белого заснеженного поля выделяется тёмной и устрашающей громадой. Здесь скорость нашего движения сильно снижается – двигаться надо осторожно, а тут ещё и снег, и ветки, и буреломы, и тьма хоть глаз выколи. Однако ничего. Мы люди ко всякому привычные, а торопиться нам особо некуда, два километра в час одолели, и это хорошо. В лесу тишина, и только мелкие зверьки, то ли белки, то ли куницы, скачут по веткам и говорят о том, что здесь есть жизнь.

– Чи-чи-чи! – еле слышно доносится ко мне от передового дозора.

Весь наш отряд останавливается, и вскоре появляется Буза. Он наклоняется ко мне и шепчет:

– Есть! Метров триста от нас – противник, четыре группки. Сидят в овражке и возле костров греются. Что делать?

– Сколько их?

– Десятков шесть, почти все молодёжь, бывалых вояк не более пяти, и все сидят отдельно. Нас пока не почуяли, но по следам получается, что они постоянные обходы своего лагеря делают, так что вскоре нас засекут.

– Связист, доклад полковнику! Посыльные, взводных сюда! – командую я.

Радист начинает вызывать Ерёменко, а посыльные исчезают во тьме. Снова рядом со мной командиры подразделений, дышат ртами, видать, торопились на зов, горят предстоящим боем и чуют его. Это хорошо, это правильно, так и должно быть. Тем временем на связь вышел полковник, который разрешил вступить в бой и на всякий случай выдвинул к лесу бойцов Астахова с сотней наёмников. И если нам придётся туго, они рванутся вперёд и постараются оказать нам поддержку.

– Игнач, обходишь овраг слева и заходишь от дороги, там наверняка караул стоит. Исмаил, ты с гвардейцами рядом, атакуем сверху. Лида, ты с наёмниками обходишь с тыла. Начинаем через десять минут. Вперёд!

Сержанты разбегаются по своим подразделениям. Ко мне подтягиваются гвардейцы, пластуны идут слева, а наёмники обходят справа. Проходят отведённые на сосредоточение и подготовку минуты. Пора! Я встаю и направляюсь вперёд, передо мной следопыты, а по бокам гвардейцы. На ходу готовлю к бою свой «абакан», подгон Ерёменко, который запомнил, как я с таким стволом в Нальчике воевал, отщёлкиваю предохранитель и передёргиваю затвор. Тут же вокруг раздаётся такое же клацанье. И у меня мелькает мысль, что в морозной лесной тишине звук разносится далеко, и нас могут услышать расслабившиеся на отдыхе в овраге перед нами сектанты. Но это чепуха, и даже если нас услышат, то поздно, сектантам не успеть выбраться в лес.

Тах! Тах! – гулким эхом меж деревьями понеслись первые отзвуки одиночных выстрелов, которые доносятся слева. Значит, пластуны уже вступили в бой, и, скорее всего, они напоролись на вражеский караул.

– Прибавили ходу! – подгоняю я гвардейцев и сам перехожу на бег.

Мы торопимся. Я несусь вперёд настолько быстро, насколько могу. И чуть было не падаю в овраг, который совершенно неожиданно оказывается прямо передо мной. Внизу суетятся вражеские воины, которые собираются в десятки и готовятся идти на помощь своим дозорным. Однако поздно, ребятки! Вы не успели!

Я падаю за ствол старого ясеня, растущего на самом обрыве, становлюсь на одно колено – приклад в плечо, готов к бою, выхватываю глазом первую ясно видимую в отсветах костра цель и плавно тяну за спусковой крючок. Из ствола «абакана» вырывается огонь, и десятки пуль проносятся по телам сектантов, кромсают их на части, вырывают куски мяса и пробивают черепа. Одновременно со мной огонь открывают гвардейцы и следопыты. Стена огня проходит по дну оврага и сметает всё живое. И кажется, что бой идёт по всему лесу. Но, опустошив магазин, я прислушиваюсь. Нет. Стрельба только здесь, но в ночном заснеженном лесу звуки обманчивы, они отражаются от деревьев и порой приходят совсем не с той стороны, с какой их ожидаешь.