– Ну и что случилось? Чего все на меня выставились?

Рысенок аж поперхнулся от удивления.

– Так… Медведкович, ты ж того…

– Чего – того? С ума сошел?

– Да не-е… – Рысенок улыбнулся: мол, чего спрашиваешь, ведь сам все знаешь. – Ты бурю прогнал!

Сашка повернулся к нему, стараясь сохранить на лице каменное выражение.

– Ну-ну… Давай-ка с самого начала.

– А чего тут… В общем, стала она, буря, догонять нас. И все уж решили, что плохо дело. А ты, вождь, впереди стоишь и, гляжу я, духом куда-то воспаряешь. А буря-то уж совсем разыгралась! Прям сладу нет! А ты давай ее бороть, – Рысенок изобразил, как Сашка борол бурю, – и Слова выкликивать! Долго борол! И она потихоньку на Полночь повернула! А ты ей вслед самое сильное Слово кинул. Вот она и ушла совсем! Дружина-то, как увидела, что ты Водой да Ветром повелевать можешь, так и…

– Понятно. А что за Слово, не помнишь?

– Ну как же? Разве можно такие заклятья всуе поминать?

Савинов усмехнулся и вполголоса произнес несколько непечатных выражений, присовокупив пожелание убираться подальше.

– Эти?

Рысенок с ужасом посмотрел на него и кивнул.

«Понятненько! – подумал Сашка. – Это я фрица к хренам посылал, а ураган, выходит, на свой счет принял. И отвалил… Забавное применение матюгов, нечего сказать! Ну теперь я буду у них колдун из колдунов: ведь своими глазами видели! Как бы не разбежался народ, когда в порт придем… А интересно все же, почему шторм прекратился? Неужели и вправду мат помогает? Против немецких летчиков он явно действует слабовато. По крайней мере, они не спешат ретироваться…»

Он усмехнулся своим мыслям и прошел на корму. Ратимир встретил его спокойно, как будто ничего и не случилось, мол, мы-то всякое видывали, не то что эта молодь. Но видно было, что и его проняло. Чтобы разрядить обстановку, Савинов окинул палубу «орлиным взором» и гаркнул:

– А ну, други, прибавьте-ка паруса! Не ровен час отстанем!

Ах, иначе в былые года

Колдовала земля с небесами,

Дива дивные зрелись тогда,

Чуда чудные деялись сами…

Николай Гумилев

Лодья ходко бежала вниз по речушке, и уже остались далеко позади берега озера Белого, зато волны моря Онежского все близились. Казалось – вот-вот, за следующим речным изгибом раскинется во всю ширь окоема вольная гладь воды. А по берегам речки тянулись могучие, кондовые леса, которые росли здесь еще с тех самых пор, как сотворили Род со Сварогом Свет Белый. В лесах тех повсюду можно встретить огромные, вросшие в землю валуны, которые в незапамятные времена принесла сюда с Полуночи Великая Стужа. И древние скалы, чьи обросшие мхом лбы то и дело можно увидеть с реки, здесь совсем не редкость. И огромные буреломы, и глухие чащобы, где таятся звери лесные, местами и непуганые совсем, потому что весские роды живут все больше к Восходу. А сюда забредают редкие охотники, промышляющие пушного зверя, да новогородские ватажки. Яра недавно видела на перекате медведя, занятого ловлей рыбы, и тот проводил лодью удивленным взглядом, совсем не страшась людских стрел и рогатин.

Ярина стояла у борта и все смотрела на проплывающие мимо стволы лесных великанов, царапающих верхушками самую небесную твердь. Следила за беличьим перескоком в ветвях, птичьими посиделками и раз даже заметила мелькнувшую в листве стремительную тень охотящегося горностая. Лес сам с собой перекликался чудными голосами, скрипел, охал, и гулкое эхо гуляло в сумрачной пуще. Пахло разогретыми на солнце досками от бортов, хвоей, чистой, текучей водой; ветерок нес по реке таинственные ароматы лесных трав. Лодья слегка покачивалась, и плескала за бортами речная волна. Жарко!

И так же, как плыли мимо лесистые берега, текли одна за другой думы. Ярине мнилось, как приедут она и Ждан со товарищи в шумную, многолюдную Ладогу. Как станет она ходить на торг, да смотреть, чтобы приказчики все ладно делали, да следить за ценами и за тем, чтобы товар в лавке не переводился. А Ждан будет работать в кузне. И не как подмастерье, а как настоящий кузнец. И будут приходить гости, прицениваться, покупать дорогой товар, и надо не осрамиться, не продешевить! Торговое дело – интересное, особенно ежели ты не хозяйский товар продаешь, а свой собственный. Раньше, пока в девках ходила, батюшка никогда бы ей того дела не доверил. И не потому, что глупая, а потому, что у гостя доверие к хозяину товара должно быть. А какое к девке доверие? Иное дело – к мужней жене…

И подумалось радостно, что за всею этой суетою стремглав пронесется время. Что от берегов Западной страны до устья Нево – месяц пути на лодьях под попутным ветром. Но это ежели не задерживаться, а к берегу приставать только за водой. Ежели же и ночевать на берегу станут Ольбардовы вои, тогда уже не месяц выйдет, а все полтора. Ничего. Ждала почти четыре месяца, а уж полтора-то дождется. Главное, чтобы донесли крутобокие кораблики ладу ее до дома, живого и невредимого! Нет-нет да ворохнется в груди тревожное: как он там? Не худо ли ему снова? Жив ли? Не болят ли раны? И Ярина тянулась помочь, оберечь, оградить. Она помнила, как ужаснулась, увидев мужа своего раненого на скорбном ложе. И чудилось ей, будто истекает куда-то его ярая сила, словно кровь из отворенных жил. Будто пробил вражий меч дорогу чужому миру в сердце ее суженого. И тянет к себе, стремясь отнять его у Ярины и погубить. Не могла она с этим мириться. Не такова дочь Богданова! Спасибо батюшке: научил, как бесплотным духом пересекать морские просторы, чтобы помочь в беде. И ходила она три ночи подряд за тридевять земель дарить любимому свое дыхание. А на четвертую батюшка строго-настрого запретил, потому что спала она с лица, измучилась. Стало все валиться из рук, а головушка кружилась так, что казалось, будто мир вокруг поворачивается. Корил ее отец, что себя не жалеет, но зато пошел на поправку суженый, встал на ноги и плывет уже в быстрой лодье домой…

Задумалась Ярина и не заметила, как разбежались прочь лесистые берега и закачалась лодья на крутых волнах моря Онежского. Но тело-то не обманешь! Подступила вдруг к горлу самому тошнота, головушка закружилась. Ярина впилась пальчиками в борт, и показалось ей, что выпадет она сейчас из лодьи и уйдет под воду. А там кто-то холодный ждет уже жадно поживы, и смотрят его белесые глаза на нее из-под толщи воды. Сквозь звон в ушах Яра услышала, как Ждан кричит кормщику:

– Правь-ка к берегу! Яринушке плохо!

Потом звон обратился в неистовый рев. Все закружилось и потемнело. И увидела она Александра. Будто стоит он на носу лодьи своей, убегающей от свирепой бури, и кричит что-то. И поняла она вдруг, что нет его в лодье на самом деле. Что снова украл чужой мир его душу и лишь тонкая серебряная нить связывает ее с телом. И рванулась Ярина вслед за серебряной нитью, чувствуя, как обращается в белую чайку, и понесло ее в самое сердце грозовой тучи. Там сверкали Перуновы стрелы, грозя сжечь хрупкие птичьи крылья. Гром оглушал, и все небо будто пустилось вокруг нее в безумной, враждебной пляске. Но она пронеслась сквозь эту круговерть, пронзила толстые тучи и вынеслась вдруг в безбрежный, пронизанный солнцем простор.