Оценивая реакцию основной массы и станичного, и фронтового казачества, тогдашние казачьи лидеры единодушно говорили о господстве растерянности, замешательства, неуверенности, непонимания сущности происходивших событий. Так, характеризуя позицию оренбургских казаков, бывший полковник дутовской армии И.Г. Акулинин отмечал, что в первое время после Февральской революции «оренбургские казаки, как в станицах, так и на фронте, не отдавали себе отчета о происходящих событиях и не знали, как их воспринимать» [49]. Аналогично реакцию казачества на революционные события в стране, находясь в эмиграции, охарактеризовал ставший первым после революции войсковым атаманом Кубанского казачьего войска генерал-лейтенант А.П. Филимонов: «Февральский переворот застал казачье население врасплох. Сущность и значение политических событий усваивались с трудом и вселяли в умы наиболее домовитых казаков большие тревоги» [50]. Настороженность казачества по отношению к новой власти была вполне объяснима. Оно опасалось, что крушение старой государственной власти может повлечь за собой изменение сложившихся порядков и установлений. Прежде всего казаки беспокоились за свои права на войсковые земли. По словам генерала П.Н. Краснова, командовавшего в то время 1-й Кубанской казачьей дивизией, казаков «больше всего интересовали вопросы „данного политического момента“ и, „конечно, земля, земля, земля...“ [51]. Их тревоги возрастали под влиянием усиливавшихся требований коренного и иногороднего крестьянства о разделе казачьих земель. Напряжение в отношениях казаков и крестьян росло очень быстро. Особенно остро этот вопрос весной 1917 года встал на Дону. Уже в 20-х числах марта временный войсковой атаман Е.А. Волошинов отправляет на имя Председателя Совета Министров телеграмму, в которой говорилось, что слухи о предполагаемом якобы отбирании земли у казачества и ограничении его прав обостряют отношения между казаками и неказаками. Он признавал необходимым „немедленное обращение Временного правительства к населению Дона с указанием, что казачья земля... отчуждению не подлежит, а права и привилегии казаков остаются за ними“ [52]. Тревожное сообщение донского атамана не осталось без внимания, и уже 3 апреля на заседании Временного правительства принимается решение срочно обратиться к населению области войска Донского с воззванием, подтверждающим права казаков на землю [53]. Через несколько дней официальная правительственная телеграмма с текстом этого обращения отправляется на Дон [54]. Она была опубликована в местной печати. Но обеспокоенность казаков не ослабевала.

В скором времени после Февральской революции аграрный вопрос стал выходить на первый план в Астраханском, Уральском (Яицком) и Сибирском войсках. На их территориях начались массовые самовольные захваты казачьих земель крестьянами, а в Уральском и Сибирском войсках еще и местными казахами. Дело дошло до того, что высшие казачьи властные органы вынуждены были также обращаться со специальными посланиями по данному вопросу к Временному правительству. Так, казачьи власти Астраханского войска просили правительство оградить войсковые земли от крестьянских захватов в Астраханской и Саратовской губерниях [55]. На территории Сибирского войска казачьи земли были захвачены казахами в Акмолинской и Семипалатинской областях. Обращения казачьих властей к правительству успеха не возымели. Тогда во избежание дальнейшего обострения ситуации Войсковая управа Сибирского войска направила особое воззвание по этому поводу национальным казахским лидерам. А позднее аналогичное послание было отправлено в адрес съезда казахских буржуазных националистов, в котором, среди прочего, содержалось требование призвать казахское население «...спокойно ожидать разрешение всех земельных споров и недоразумений Учредительным собранием» [56]. Весной 1917 года начались многочисленные самовольные вторжения казахов Букеевской орды на пастбищные земли Уральского казачьего войска. Они приводили к серьезным столкновениям с немногочисленной казачьей стороной [57].

Складывавшаяся довольно напряженная ситуация между казаками и крестьянами не помешала, однако, их совместным выступлениям весной 1917 г. в некоторых войсках против местных помещиков. Это имело место, в частности, на Дону и Кубани [58]. При этом казаки надеялись не столько увеличить за счет помещичьих земель свои паевые наделы, сколько хотя бы частично удовлетворить земельные требования крестьян и таким образом обезопасить войсковые земли от их настойчивых притязаний. В то же самое время права крестьян на помещичьи земли казачьи лидеры признавали только за коренным крестьянством.

В Забайкалье казаки вместе с крестьянами добивались передачи им «кабинетских» земель. А в Сибири казаки требовали отчуждения всех частновладельческих земель в войсковой запас без всякого выкупа [59]. Как видим, сама аграрная проблема и пути ее разрешения в различных войсках представлялись по-разному, с учетом своеобразия местных условий, настроений основной массы казачества, его взаимоотношений с крестьянством.

И армейское фронтовое, и станичное казачество встретило Февральскую революцию с известной растерянностью, в определенной мере даже с замешательством. Такая реакция была обусловлена как привычным и довольно устойчивым восприятием существовавших государственно-политических основ и соответствующих государственных властных институтов, так и экстраординарностью происходивших событий, их масштабностью, значимостью политических последствий и определенным непониманием их внутренней сущности. Следствием этого явились известная тревога, неуверенность в сознании и поведении казаков. В то же самое время фронтовое казачество гораздо более быстро преодолело это состояние и спустя некоторое время включилось в происходившие бурные общественно-политические процессы. Станичное же казачество пребывало в данном состоянии гораздо более значительный период времени. При этом старшее поколение переживало серьезнейший морально-психологический кризис.

Революция оказала значительное воздействие на сознание казачества, трансформацию его традиционных социально-политических взглядов и настроений. Под непосредственным влиянием вызванных ею процессов постоянно формировалась их вполне конкретная демократизация. Активизировалось и политическое сознание казачества, особенно армейского.

В отличие от других регионов страны в казачьих областях революция не привела к коренным преобразованиям. Властные органы местного казачьего самоуправления не только не претерпевали каких-либо радикальных изменений, но фактически даже сосредоточили в своих руках реальные властно-управленческие функции. На местах, в станицах и хуторах, двоевластия практически не существовало. На высшем уровне, в масштабах войсковых организаций, сложилась ситуация, которую с определенной оговоркой и известной долей условности можно охарактеризовать как особенную, своеобразную форму двоевластия в казачьих областях: комиссаров Временного правительства, областных исполкомов и казачьих органов управления. Казачьи общественно-политические лидеры начали активную деятельность по организации высших органов казачьего управления – войсковых кругов, рады, съездов и избираемых на них высших должностных лиц и высших исполнительных органов казачьих администраций.

После Февральской революции главным вопросом внутренней жизни казачьих областей, так же как и других регионов страны, являлась организация местных органов новой государственной власти. Первоначально Временное правительство не планировало осуществления каких-либо значительных преобразований в сфере административно-государственного управления на территориях казачьих войск. Об этом свидетельствовало его постановление от 4 марта 1917 года, в котором говорилось, что вопрос об организации административной власти в казачьих областях «...оставить временно открытым» [60]. Однако уже 11 марта, учитывая настроения на местах, особенности социального статуса казачества и факт существования ограничений в области его гражданских прав, Временное правительство издает специальное постановление, в котором отменялись все ограничения казачества в гражданских правах и одновременно разрешались выборы в образовывавшиеся высшие органы казачьего управления в виде традиционных казачьих областных войсковых кругов [61]. При этом правительство, принимая во внимание доминировавшие в казачьей среде настроения, заявило и о том, что оно приступило к непосредственному рассмотрению проблемы самоуправления в казачьих областях. В данном плане, по его заявлению, предполагалось реорганизовать местное управление в казачьих войсках «на началах самого широкого самоуправления» [62]. 14 марта издается подписанный военным министром А.И. Гучковым приказ «О реорганизации местного гражданского управления казачьего населения». В нем, в частности, говорилось, что ввиду установления нового государственного строя намечается скорейшая отмена всех правоограничений казаков, не оправдывающаяся их военной службой, реорганизация местного управления казачьими войсками на началах самого широкого самоуправления, а также о том, что правительство рассмотрит вопрос об облегчении бремени казаков при их снаряжении на службу как в военное, так и в мирное время [63]. Через четыре дня новым приказом военного министра на казачьи круги и съезды возлагались обязанности внесения своих предложений и пожеланий относительно «улучшения самоуправления и облегчения военной службы казаков». Их предписывалось подготовить по следующим основным направлениям: «1. Мероприятия, которые могут быть осуществлены непосредственно компетенцией и распоряжениями военного министра; 2. Мероприятия, которые могут быть осуществлены решениями Временного правительства; 3. Мероприятия, которые могут быть осуществлены только законодательным путем, то есть Учредительным собранием» [64].