А что, если Эдвард и в самом деле сделал ей предложение, исходя из идеализированного чувства долга перед Настоящим Мужчиной? Он вполне способен на такое. Возможно, ему легко проявлять благородство, потому что он не любит ее. В таком случае, что же она может дать ему взамен? Если уж на то пошло, раз он не любит ее, то зачем ему это?

За неделю ее пребывания в Мелизмейте Эдвард вывозил ее на званые обеды в старые особняки. Он брал ее и на другие мероприятия — на концерты в Челтнем и Бат, как будто они женаты уже лет двадцать. Руфа видела, как смотрят на него другие женщины, и старалась не мучиться тем, что она так мало знает о нем.

Когда она вернулась в Лондон, ее триумф был несколько подпорчен охватившими ее сомнениями. Как ни стыдно в этом признаваться, но секс с Эдвардом придал бы больше надежности ее положению. Джонатан был единственным ее любовником. Она не имела понятия, как украсить физическую близость. Она по-прежнему была фригидной — и ничего тут не поделаешь.

На второе утро ее пребывания в доме Уэнди прибыл посыльный с большим картонным ящиком. Ящик был проложен сырой ватой и доверху забит колокольчиками из лесочка позади дома Эдварда. Они наполнили кухню нежным ароматом.

В ящике находилась намокшая карточка: «Я люблю тебя. Э.»

Руфа сохранила ее, словно желая выжать из нее любовь, чтобы ослабить свой страх.

* * *

Уэнди была рада приготовить последнюю оставшуюся спальню для Селены. Для нее младшая из сестер Хейсти всегда была ребенком. Если бы этот ребенок не превратился в долговязую шестифутовую девочку с кольцами в разных местах, то Уэнди усадила бы ее на колени. Пребывание в доме Селены выявило у Уэнди скрытый до поры до времени талант няни. Она беспокоилась, что «ребенок» слишком худой, и заполнила буфет сладостями, которые любила сама. Селена, углубившаяся в свою неизменную спутницу — книгу, молчаливо опустошала пакеты «Джэмми Доджерс» и «Вэгон Уилз». Время от времени она засовывала очередную книгу в рюкзак и исчезала на долгие часы.

Она никогда не говорила, куда идет, и Руфа каждый раз волновалась.

— Прекрати нервничать, Ру, — успокаивала ее Нэнси. — Ты уже списала ее со счетов как бесперспективную из-за того, что она не хочет поступать в колледж. Возможно, она встретила кого-то, и я могу лишь пожелать ей счастья.

— С ней может случиться все, что угодно, — считала Руфа. — Она ведет себя грубо, по законам улицы, а ей всего семнадцать.

На деле же Селена вела безупречный образ жизни. Между чтением и приемами пищи она предавалась страстной и совсем не характерной для Хейсти тяге к культуре. Ей и в голову не приходило сказать своим зацикленным на любви сестрам о своих намерениях. Все равно они не поймут. По мнению Селены, Руфа фанатично предана Эдварду и Мелизмейту и проводит дни, разрываясь между красками и образчиками тканей. Нэнси же вся поглощена работой — можно подумать, она расписывает Сикстинскую капеллу, а не подает кружки в баре. Ни одной из них, решила Селена, не стоит говорить. Лондон потерян для них. Колеся по городу в теплом метро, Селена составляла список мест, достойных ее внимания.

Она побывала в Доме д-ра Джонсона, в Доме-музее Китса и в Британском музее. Прошлась по «Судебным Иннам» и аллеям Кларкенуэлла. Она питалась вафлями «Вэгон Уилз», трача полученные от Руфы деньги в букинистических магазинах Чаринг-кросс Роуд. Она осматривала «Коллекцию Уолласа» и Музей Виктории и Альберта. Побывала на серии концертов барокко в Сент-Джонс Смит-сквер. Это было не просто блаженство. Все казалось таким важным, что она понимала: ей не хватит и трех жизней, чтобы переварить все это. У нее кружилась голова от идей, которые вот-вот должны были сформироваться.

Селена всегда увлекалась чтением. После смерти Настоящего Мужчины царство ума стало ее фетишем и прибежищем. Физический мир темен и хрупок. Литература символизирует собою вечность. Школа — или любое иное вмешательство в ее интеллектуальную жизнь — была для Селены чудовищным посягательством. Она желала, чтобы все лишнее было устранено с ее пути.

Но к удивлению Руфы, Селена была не такой скрытной с Рошаном. Раньше он изучал английскую литературу в Кембридже и рискнул поэкзаменовать ее. Когда Селена поняла, что он кое-что смыслит, она предалась опьяняющим спорам с ним. Руфа, слушавшая их дискуссии, мысленно взывала к Рошану, чтобы он уговорил Селену выйти из состояния непримиримой изоляции. Она молилась, чтобы он навел ее на мысль о поступлении в университет. Не прошло и недели пребывания Селены в Лондоне, как она уже сняла кольца и научилась причесываться, ибо Рошан считал ее вид слишком провинциальными.

Без «боевого оснащения» Селена неожиданно обрела лебединую грацию и выглядела очень симпатичной. Руфа завалила сестру новыми нарядами, довольная тем, что ее семья наконец-то сплачивается. Рошан заверил ее, что Селена умна, и она позволила себе предаться мечтам, в которых видела свою сестренку, прогуливающуюся в парках Кембриджа.

Но, вопреки мечтам Руфы, Селена подыскала себе работу. Когда она наслаждалась живописью в Национальной галерее, ее приметил менеджер из агентства мод. Длинное, худощавое тело Селены прекрасно подходило для демонстрации модных нарядов. За удивительно короткий срок она втянулась в водоворот показов, снялась для журнала «Вог» и получила совсем неплохие деньги.

Нэнси считала, что все идет как надо, и с гордостью приколола проспект сестры в своем баре «Форбс энд Ганнинг». Руфа же была раздосадована, хотя и не подавала виду. Она не могла забыть, как десятью годами ранее ее тоже «заприметили». Настоящий Мужчина не воспринимал саму идею модельных студий, но теперь его нет и Селену не остановить.

— Эта карьера недолгая, — с кислой усмешкой сказала она Нэнси. — Она закончится раньше, чем Селена доживет до моих лет.

— Ну и что? К тому времени у нее будет куча денег, — ответила Нэнси. — Ирония судьбы. Мы день и ночь вкалывали, чтобы заполучить богатенького жениха, а деньги оказались у нас дома. Мы могли бы отправить Селену на заработки и оставаться в Мелизмейте.

— Я так рада, — прошептала Руфа, — что мне не пришлось выходить замуж ради денег.

Наедине с собой Нэнси находила предсвадебную эйфорию Руфы проявлением некоторой самонадеянности.

— А ты вышла бы за Эдварда без денег?

— Конечно, вышла бы! — отрезала Руфа. Ее реакция была автоматической, но, когда она произнесла эти слова, она поняла, что говорит правду. Если Эдвард по каким-то причинам лишится всех денег, она ни за что не откажется от него!

* * *

Неожиданно они столкнулись лицом к лицу на узкой полоске тротуара у магазина кофе на Олд Комптон-стрит.

— Боже, Руфа… — проговорил он. — Руфа Хейсти!

Он оказался меньше и потрепаннее, чем время от времени всплывал в ее воспоминаниях. Руфа, у которой захватило дух, когда она увидела его, напряженно разглядывала его растрепанные каштановые волосы, карие глаза и тонкие черты.

— Джонатан… — сказала она. — Как поживаешь?