Джон неуклюже сполз со своей лошади. Ткань одолженных штанов задубела от пота и крови, сочившейся из натертых седлом мозолей, и прилипла к коже бедер. Скривившись от боли, он на полусогнутых ногах заковылял к дому и поднялся по лестнице к королевским покоям. Солдат протянул пику и загородил вход.

— Джон Традескант, — проворчал садовник. — Я привез герцога. Дай пройти.

Солдат вытянулся по стойке «смирно», и Джон ступил в комнату. Там толпилось с полдюжины докторов и множество повивальных бабок и знахарок, которых призвали за их знание трав. В комнате царило веселье, пронизанное отчаянием. Кое-кто из придворных дремал в углах, некоторые играли в карты или пили. Все повернули головы, когда появился Джон, грязный и усталый после долгой дороги.

— Король не спит? — осведомился садовник. — Я доставил герцога.

Сначала казалось, что никто не может ответить. Все были настольно поглощены спорами о здоровье короля и ожиданиями его выздоровления, что за ним практически некому было ухаживать. Наконец один из докторов рысцой потрусил к спальне и заглянул внутрь.

— Не спит, — сообщил он. — Но не спокоен.

Джон кивнул и поспешил назад в холл. За его спиной засуетились придворные, готовясь к появлению величайшего фаворита из всех — Джорджа Вильерса.

Сам герцог тем временем сидел в кресле в холле с бокалом подогретого вина в руке, а перед ним на коленях стоял парнишка-слуга и вытирал грязь с его сапог.

— Король не спит, — коротко доложил Джон.

— Я поднимусь, — решил Бекингем. — Много там народу?

— Полно, — ответил Джон. — Но из важных лиц никого.

Усталой походкой герцог пошел к лестнице.

— Прикажи, чтобы мне приготовили постель, — бросил он через плечо. — И себе постели в моей спальне. Ты не должен отходить от меня ни на шаг, Джон. Ближайшие несколько дней я буду очень занят.

Традескант налил себе вина из фляги герцога и отправился выполнять его поручения.

Некоторые обитатели дома начали просыпаться, а многие и не ложились. Говорили, что король охотился, а потом почувствовал себя плохо. Вначале это была просто легкая лихорадка, и все понадеялись, что она скоро пройдет. Но озноб не отпускал, король бредил. Он боялся за свою жизнь, время от времени ему чудилось, что он снова в Шотландии и под одеждой у него холщовая хламида с толстой подбивкой, защищающая от ножа убийцы. Порой он просил прощения у своих врагов, которых судил по ложному обвинению, а потом вешал, топил или четвертовал. Бывало, Якову являлись ведьмы, и ему казалось, что они угрожают его жизни, — невинные старухи, которых он приказывал топить или душить. Иногда, и это было ужаснее всего, он обращался к своей матери, бедной Марии Шотландской, молил о прощении за то, что без единого слова утешения позволил ей взойти на плаху в замке Фотерингей, хотя она слала ему, горячо любимому сыну, письмо за письмом и никогда не забывала, каким он был в детстве.

— Король выздоровеет? — спросил Джон одну из служанок.

— Но это же всего-навсего лихорадка, — ответила она. — Почему бы ему не выздороветь?

Кивнув, Традескант пошел в спальню герцога. Холодный мартовский рассвет медленно превращал небо из черного в серое. На террасах лежала белая изморозь. Джон оперся локтями о подоконник и стал искать знакомые приметы Теобальдса, своего первого большого сада, который медленно проявлялся в тумане. Вдали виднелся застывший лес с голыми ветвями. А внизу, глубоко в промерзшей земле, жили луковицы нарциссов, посаженные Джоном для короля, который был уже стар, и для хозяина, который давно умер. Традескант задумался, как бы Сесил оценил герцога, восхищался бы им или презирал. Он стал размышлять, где сейчас Сесил, и решил, что в том благословенном последнем саду, где всегда цветут цветы. Джон ощущал глубокую нежность к хозяину, которого потерял, и к саду, который они оба так любили.

Вдруг дверь за его спиной открылась, на пороге показался Бекингем.

— Ради всего святого, закрой окно, Джон! — резко воскликнул он. — Холод собачий.

Джон подчинился.

— Поспи, — продолжал герцог. — А когда проснешься, отправляйся в Лондон и привези мою мать.

— Я могу поехать прямо сейчас, — предложил Джон.

— Отдохни, — остановил его герцог. — Поедешь после того, как проснешься и сможешь скакать верхом. Передашь ей мои слова, писать я ничего не буду.

Герцог пересек комнату и прошептал на ухо Джону:

— Скажи ей, что король болен, но не умирает. И что мне нужна ее помощь. Очень. Понимаешь?

Джон колебался.

— Я понимаю слова и могу повторить их. Но не осмеливаюсь думать об их значении.

— Джон, мой Джон, — мягко промолвил Бекингем. — Именно это мне и нужно. Просто запомни слова, а прочее оставь мне.

Встревоженный взгляд Традесканта он встретил с открытым лицом.

— Я люблю короля как собственного отца, — убедительным голосом произнес герцог. — И хочу, чтобы за ним ухаживали с любовью и уважением. Эта толпа не дает ему покоя, они мучают его всякими лекарствами, пускают кровь, переворачивают его, надоедают. В спальне то жарко, то холодно. Пусть моя мать явится и заботливо его выхаживает. Она опытная сиделка и знает, как облегчить страдания больного.

— Я доставлю ее немедля, — пообещал Джон.

— Сейчас иди спать, а как проснешься — в путь.

Бекингем тихо вышел из комнаты. Джон стащил одолженные штаны с измученных ягодиц, рухнул на походную кровать и заснул на целых шесть часов.

Когда он открыл глаза, было уже за полдень. На комод темного дерева в изголовье его кровати кто-то поставил кувшин и таз для умывания, и он умылся. В комоде он нашел смену одежды и натянул чистые рубаху и штаны, но не стал тратить время на бритье, подумав, что матери герцога придется принимать его таким, какой он есть. Затем Традескант тихо спустился по лестнице и зашагал к конюшне.

— Мне нужна хорошая лошадь, — обратился он к главному конюху. — Поручение герцога.

— Он предупредил, что вы поедете. Конь для вас оседлан, часть пути вас будет сопровождать слуга; когда вам понадобится смена коня, он приведет этого обратно. Куда вы направляетесь?

— В Лондон, — кратко ответил Джон.

— Тогда этого коня вам хватит на всю дорогу. Он сильный как бык. — Тут работник заметил скованные движения Джона. — Хотя, как я понимаю, галопом вы не помчитесь.

Скривившись от боли, Традескант потянулся к седлу и вскочил на коня.

— А куда в Лондоне? — уточнил конюх.

— В доки, — тут же солгал Джон. — Из Индии для герцога прибыли какие-то редкости, и он надеется, что они развеселят короля и отвлекут от болезни. Я должен их привезти.

— Значит, королю лучше? — полюбопытствовал конюх. — Говорят, сегодня утром он стал поправляться, но не знаю. Он приказал перегнать его лошадей в Хэмптон-корт,[23]поэтому я и решил, что ему лучше.