– Очень скоро с экспертизы придут пальчики, – заверил Андрей Васильевич. – И шансов на добровольное признание не останется.

– Было бы в чем признаваться, – все так же с ленцой в голосе ответил Гена.

– Орудие убийства возле твоей квартиры нашли! – напомнил Даня.

– И? – Гена даже не взглянул на него.

– Вышел. Пырнул. Скрылся в подъезде. Да она еще жива была, когда ты заточку прятал!

– И я сейчас зарыдать и покаяться должен?

– Не видно, чтобы вы сильно по покойной скорбели, – сказал Соколовский.

– А настоящий мужик на людях скорбеть не должен, – повернув голову к Игорю, сказал уголовник. – Что у меня на душе – мое дело. И ничье больше.

– Хорошо. Но помочь вы можете? Кто мог убить вашу жену?

– Не знаю, начальник. Хоть убей.

Допрос прервал телефонный звонок. Пряников взял трубку:

– Слушаю. Так. Так. Понял. Спасибо.

Положив трубку, Пряников посмотрел на Гену и недовольно сказал ему:

– Значит, так, пока свободен. И чтобы уехать не вздумал!

– Ну что вы, товарищ начальник, – спокойно кивнул Гена, вставая со стула. – Мы люди с понятиями. Разбираемся.

– Не его отпечатки? – догадался Соколовский, когда Гена вышел.

– Вообще отпечатков нет. Предъявить не получится. А чем дольше будем давить без фактов, тем больше он будет уверен в своей безопасности. Я этот тип знаю. А анализ крови еще не готов.

– Мне вот все покоя не дает вопрос, – задумчиво сказал Соколовский. – А почему заточка серебряная? Версии есть?

– Ну… – Жека покрутил пальцами в воздухе. – Типа, как пуля? Типа, чтобы нечистую силу – того…

– Или кто-то так маскируется, – добавил прагматик Королев. – Чтобы мы психа искали. Еще вопрос: откуда бабка узнала, где спрятана заточка? Я в вещие сны не верю.

– Главная беда, что у нас мотива нет, – потирая шею, сказал Пряников. – Думайте. Появится мотив – выстроим логику. А за логикой и убийца подтянется.

Когда наутро Соколовский и Жека вошли в отдел, Королев был уже там. Он коротко кивнул им и заявил:

– Не раздевайтесь. Сейчас к сожителю поедем. Пришел анализ крови – принадлежит покойной.

– То есть реальное орудие убийства, – обрадовался Аверьянов. – Это прогресс.

– Реальное. В двух шагах от их квартиры. Пряник считает, он точно что-то знает.

Дверь открылась, и показалось лицо Пряникова.

– Андрей Васильевич, мы с Аверьяновым и Соколовским готовы ехать, – застегивая куртку, доложил Королев.

– Я с вами еду, – недовольно сказал Пряников.

– Да ладно. Попробуем сами разговорить.

– Уже не разговорите, – покачал Пряников головой.

В салоне Аглаи все было разбросано, стол перевернут. И среди всего этого беспорядка лежал труп Гены.

– Все перевернуто, но ничего не взяли, – наблюдая за работой эксперта, сказал Пряников. – Может, и взяли. Мы же не имеем представления о том, что здесь является ценностью, а что нет. А точно уже никто не скажет.

Илья встал на ноги и показал зажатый в пинцете осколок серебристого металла.

– Серебро? Опять? – удивился Даня.

– Конечно, проверить надо, но… – ответил Илья, разглядывая кусочек через лупу. – Думаю, серебро.

– Серийник какой-то. Псих, – проворчал Даня.

– Но если в шкатулке были деньги… И за ними и охотился убийца, то… – стал размышлять вслух Соколовский, расхаживая по квартире. – Убил Аглаю на улице. Может, это было еще и послание мужу. А муж не испугался. Тогда ему заточку подкинул, чтобы мы его забрали. А мы не забрали. Тогда пришел и убил.

– Погоди. – Даня потер лоб. – А мы про заточку от бабки узнали?

– Бабка, кроме как про свой вещий сон, ничего нам больше не сказала и не скажет, – уверенно заявил Пряников. – Упертая, в своем мире фантазий живет.

– Нам не скажет? – задумчиво спросил Соколовский. – А может, ее и не надо спрашивать?

– Что ты имеешь в виду, Игорь? – не понял Пряников.

– Пусть сам покажется тот, кто в ее снах фигурирует и про кого она нам рассказать не хочет. Надо походить с ней по дворам тех домов, откуда жильцы приходили на лекцию к профессору про лунное затмение. И громко всем говорить, вот, мол, живет у вас тут главный свидетель, вы ее берегите, присматривайте за ней, как бы ненароком беды с ней не случилось.

– И что дальше? – спросил Жека.

Даня, а потом и Пряников повернулись к нему и стали смотреть так, как будто что-то прикидывали. Соколовский улыбался и кивал.

– Ребята? Вы чего? – заморгал Аверьянов.

Матушка Наталья заперла входную дверь, накинула цепочку. Тишина ночи не нарушалась никакими звуками, даже машин за окном было сегодня мало. Женщина лежала, завернувшись в одеяло на своей постели, когда дверная ручка входной двери тихо повернулась. Еле слышно щелкнул замок, дверь приоткрылась, и рука с резинкой просунулась в узкую щель. После недолгой возни с помощью хитроумного рычага резинка наделась на головку дверной цепочки. И когда неизвестный снова закрыл дверь, цепочка соскочила и повисла.

Темная фигура двигалась по квартире неслышно. Вот и спальня матушки Натальи. Неизвестный подошел к ее постели, прислушался к мерному дыханию спящей, потом в темноте еле заметно блеснул металл заточки. Темная рука взметнулась вверх, и глухо прозвучал удар. Кончик заточки сломался, ударившись обо что-то твердое. И мгновенно загорелся свет, с двух сторон подбежали Соколовский и Королев, хватая мужчину за руки и выворачивая их за спину. На постели, сбросив одеяло, сидел Жека. Он стащил с себя бронежилет и отбросил его в сторону. Жарковато в нем, да еще под одеялом.

– Имя? – строго спросил Пряников мужчину, сидящего посреди его кабинета с руками в наручниках.

– Соловьев. Александр Сергеевич.

– Обвиняешься в покушении на убийство. А также в убийстве гадалки Аглаи и ее мужа, Геннадия Попова.

Соловьев только пожал плечами.

– Матушка Наталья дала показания, – добавил Соколовский. – На этот раз по-настоящему.

– Тогда чего вам от меня? – снова пожал плечами Соловьев.

– Что тебе надо было в той квартире? У Аглаи с Поповым?

– Я с Геной на одной зоне два года кантовался, – нехотя сказал Соловьев. – Потом он жить пошел. А я остался там. Вышел. Пожил. Нашел его. Пришел как к человеку. Говорю, давай делиться. Бабу твою даже по ящику показывают! А он меня на хер послал. Вот так. После того, как я на зоне его отмазывал. Даже после того, как баба его померла! До чего жадность человека доводит.

– Почему заточки из серебра? – поинтересовался Соколовский.