Четверка модернизированных Пе-8 закончила набор высоты. От земли нас теперь отделяло одиннадцать километров. В принципе, так высоко можно было и не забираться. На фюзеляжах самолетов надежно закрепились дроны-разведчики, и немецких радиолокаторов мы могли не опасаться. Конечно, от обнаружения сканерами спутников это бы бомбардировщики не защитило, но сейчас на орбите находились только сателлиты Летры, так что с этой стороны проблемы нам не грозили. Вот только подполковник Пусэп и его люди о дронах не знали и предпочли забраться повыше, чтобы избежать зенитного огня и перехвата немецкими истребителями.

Двухмоторные «Илы» сопровождали нас только до окончания набора высоты. Дальше в их присутствии особого смысла не было. Прикрывать нас на всем маршруте они не могли, да и некого нам было опасаться на одиннадцати тысячах -- догнать турбореактивные бомбардировщики немцы все равно были не в состоянии. Разве что их новейший Me-262 случайно оказался бы где-то рядом, но все эти буквально штучные машины сейчас находились в западной части Рейха, над которой регулярно появлялись английские тяжелые бомбардировщики, а вот атаки на Берлин с востока немцы совершенно точно не ждали.

Я специально выбрал для удара дневное время. Англичане предпочитали бомбить немецкие города в темное время суток, так что днем немцы до некоторой степени расслаблялись. Стоило учитывать и то, что именно днем в здании Рейхсканцелярии на Вильгельмштрассе 77 проводились заседания штаба, на которых часто присутствовал Геринг.

Сегодняшний день выдался крайне богатым на совещания. События на Днепре произвели в руководстве Рейха эффект тычка палкой в муравейник, и в Рейхсканцелярию слетелась вся верхушка нацистского режима. Геббельс, Гиммлер, Борман и целая толпа генералов и фельдмаршалов. В общем, исключительно сладкий набор целей.

Честно говоря, я очень боялся, что Жуков не рискнет принимать решение об ударе по Берлину самостоятельно и попытается согласовать эту акцию с Москвой. По поводу того, что Сталину нужна смерть Геринга и его ближайших соратников меня терзали серьезные сомнения. Верховный главнокомандующий уже явно почувствовал на губах сладкий вкус победы, и любое изменение расклада, способное привести к какому-то иному финалу этой войны, кроме советских танков на берегу Ла-Манша, было способно его сильно расстроить. Уничтожение нацистской верхушки с высокой вероятностью могло привести к необходимости заключения мира с так и не разгромленной до конца Германией, поднявшей лапки кверху с громкими криками: «Это все они! Нас заставили проклятые нацисты Гитлер и Геринг! А мы не хотим войны и жертв! Хотим мира! Давайте жить дружно!» Добивать Германию в такой ситуации было бы как-то нехорошо и могло быть неправильно понято англичанами и американцами вплоть до очень серьезных осложнений в международных отношениях.

На мое счастье Жуков решил, что восемь крылатых ракет вряд ли смогут нанести критический урон вражеской столице. Вон, англичане чуть ни каждую ночь сбрасывают на Берлин бомбы, а эффект это имеет скорее психологический, зато дневной ракетный удар по центру города наверняка приведет к временной дезорганизации управления действиями вермахта, а именно это в данный момент и требовалось маршалу. Так что беспокоить по такой мелочи товарища Сталина Жуков не стал. В своей обычной манере он принял решение быстро и без особых колебаний, в результате чего я со спокойной душой отдал подполковнику Пусэпу приказ готовить бомбардировщики к взлету, а Летре выдал инструкции по их защите от обнаружения противником. Маскировка в данном случае была жизненно необходима, поскольку в случае своевременного объявления в Берлине воздушной тревоги все интересующие меня персонажи немедленно разбежались бы по бомбоубежищам, и совсем не факт, что даже объемные взрывы смогли бы их оттуда выковырять.

– Пять минут до рубежа пуска ракет, – доложил Пусэп.

– Нас пока не обнаружили, так что есть смысл подойти ближе.

– Странно, – задумчиво произнес летчик, – по идее, немцы должны были начать на нас реагировать еще минут тридцать назад.

– Мы не совершаем регулярных налетов на их города, – пожал я плечами. – Возможно, с востока они проблем не ждут и принимают нас за своих.

– Может быть, – не стал спорить Пусэп. В конце концов, беспечность немцев только облегчала задачу его авиагруппе, так что особо размышлять над ее причинами смысла он не видел.

Вызвав перед глазами виртуальную карту, я еще раз проверил, где находятся интересующие меня личности. Убедившись, что Рихтенгден и Шлиман в зону поражения попасть не должны, я распределил цели и включил переговорное устройство.

– Готовность к пуску две минуты.

Четыре ракеты предназначались зданию Рейхсканцелярии. Пожалуй, это был даже перебор, но я помнил, как при ударе по японцам две К-212 упали в лес из-за технических отказов, и решил подстраховаться.

Второй по важности целью стал Бендлерблок – комплекс зданий на улице Бендлерштрассе, южным фасадом выходящий на Ландвер-канал. Именно здесь размещалась штаб-квартира Абвера и часть центрального аппарата Главного командования вермахта и кригсмарине. Здесь требовалось действовать тоньше, поскольку в одном из корпусов находились кабинеты офицеров, которые не должны были погибнуть в результате удара. Впрочем, ни Клауса Штауфенберга, ни Людвига Бека на территории комплекса сейчас не было, так что еще две ракеты немедленно получили свои цели.

Оставшимся двум ракетам я тоже нашел весьма достойное применение. Одной из них я назначил целью здание Четвертого управление РСХА на Принц-Альбрехтштрассе. Начальник гестапо группенфюрер СС Генрих Мюллер как раз находился в своем кабинете, что добавляло этой точке на карте Берлина немалую долю привлекательности в моих глазах.

Ну, и последнее изделие товарища Королева я предназначил для штаб-квартиры СД – Шестого управления РСХА, возглавлявшегося бригаденфюрером СС Вальтером Шелленбергом и располагавшегося на Вильгельмштрассе во Дворце принца Альбрехта.

Еще раз бросив взгляд на карту и прикинув, сколько времени займет полет ракет к целям, я решил, что дальше тянуть нет никакого смысла, иначе слепота немецкой ПВО начнет выглядеть в глазах людей Пусэпа совсем уж необъяснимой.

– Готовность десять секунд, – произнес я в микрофон шлема.

– Есть готовность… – почти одновременно подтвердили командиры четырех бомбардировщиков.

– Пуск!

***

– Лаврентий, ты до конца уверен в своих словах? – Сталин с легким прищуром посмотрел на наркома внутренних дел. – Ты хорошо понимаешь, что они означают?

– Понимаю, товарищ Сталин, – твердо кивнул Берия. – Всё сказанное означает, что я не справился с поставленной задачей. Вы приказали мне привязать Нагулина к СССР и поставить его деятельность под наш полный контроль. Последние события ярко продемонстрировали, что сделать этого мне не удалось. Я решил, что лучше поставить вас в известность о моей неудаче сейчас, чем тянуть до последнего, когда что-либо предпринимать будет уже поздно.

– Это правильные слова, товарищ Берия, но есть мнение, что все-таки уже поздно. В Берлине паника. Мы пока не знаем точно, кто из руководителей Германии погиб, а кто остался жив, но ракетный удар Нагулина явно изрядно проредил нацистскую верхушку. Мы уже сейчас имеем дело с новой реальностью и никакой возможности отыграть назад у нас нет. Я не виню в случившимся Жукова, давшего санкцию на эту операцию. Никто не мог предположить, что удар будет нанесен с такой точностью и в столь удачно выбранное время.