– Я же говорил – нервы у тебя ни к черту. А своим неразумным поведением ты только доказываешь мои слова, – с укоризной заметил Загорский. – Я понял, с кем имею дело, еще когда ты убил несчастную хозяйку Бо – содержательницу притона…

Карлик не стал вступать в разговоры, а в мгновение ока перезарядил трубку и снова плюнул в Нестора Васильевича. Тот опять увернулся от смертоносного плевка – и сделал это с необыкновенной легкостью.

– Должен заметить, что я могу уклониться даже от револьверной пули, – сказал Загорский, восстанавливая вертикальное положение. – Тебе же, чтобы добраться до меня, нужно сделать довольно явное движение. Это значит, что шансов у тебя никаких. Однако мне не нравится упорство, с которым ты пытаешься меня убить, так что буду вынужден принять кое-какие меры.

Сказав так, Загорский в один прыжок оказался возле брата Цзяньяна и стальной хваткой взял его за горло. Тот захрипел, глаза его стали закатываться вверх. Нестор Васильевич ослабил хватку.

– Где настоящий алмаз?

Карлик злобно глядел на него глазами, лишенными ресниц, лягушачьи губы его сложились в злобную усмешку.

– И что вы сделаете, если я не скажу? Убьете меня?

– Нет, убить я тебя не смогу, – отвечал Загорский сокрушенно, – но от этого твоя участь легче не станет. К сожалению, мне не до сантиментов – цена слишком велика.

С этими словами он приподнял локоть карлика, и рука его проскользнула брату Цзяньяну под мышку.

Тот взвизгнул нечеловеческим голосом и забился в припадке.

– Это очень болезненное место, – заметил Нестор Васильевич с сожалением. – Но хуже всего, что пытать так человека можно часами, он не умрет и даже в обморок не сможет упасть. Продолжим?

Несколько секунд карлик только разевал рот, как рыба, выброшенная на берег, потом захрипел:

– Я скажу… скажу…

Загорский отпустил его.

– Ну? – сухо сказал он.

– Я не знаю этого человека, – с трудом выговорил брат Цзяньян. – Знаю только, что он бурят.

Бурят? Брови Загорского сдвинулись. Зачем буряту нужен китайский алмаз?

– Он действовал по заданию какого-то русского вельможи, – отвечал карлик. – Он дал большие деньги за камень. Очень большие – 50 тысяч лянов серебра. И я… я не смог ему отказать.

Загорский смотрел на брата Цзяньяна, ожидая продолжения, но тот лишь рыскал взглядом по сторонам. Внезапно взгляд этот наткнулся на девочку, бегавшую по крыше, и лицо карлика просветлело.

– Санму! – крикнул он. – Беги к дяде Цзяньяну, он даст тебе орехов!

Санму запищала от радости и кинулась на призыв. На бегу девочка споткнулась, упала и покатилась прямо к краю крыши. В последний момент она еще успела ухватиться за край и повисла на пятиметровой высоте. Но слабые пальчики все равно не могли ее удержать. Секунда, другая, третья – руки разжались, и ребенок полетел вниз.

Но этих секунд хватило Загорскому. Он совершил три огромных прыжка и успел подставить руки под падающую девочку. Опустив дрожащую от страха Санму на землю, он распрямился – но взглянуть на брата Цзяньяна не успел. Что-то острое кольнуло его прямо в затылок. Загорскому еще хватило сил обернуться и сделать два шага вперед. Совсем рядом он увидел искаженное злобой лицо карлика.

– У меня свои меры, и, как видите, я принял их раньше, – сказал тот, мерзко улыбаясь. – Прощайте, господин Загорский, если повезет, встретимся в следующих воплощениях.

Нестор Васильевич почувствовал, как схлопнулись над ним высокие синие небеса, и его поглотила жаркая пылающая тьма…

Спустя десять минут его нашел вернувшийся с рынка Ганцзалин. Загорский лежал похолодевший, неподвижный, с синими губами. Рядом с ним, сидя на корточках, тихонько плакала Санму. Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы понять, что тут произошло.

– Цзяньян-гоче! – взревел Ганцзалин.

От одного только этого крика карлик должен был отправиться к праотцам. Но демоны хранили брата Цзяньяна – времени искать убийцу не было. Ганцзалин взвалил Нестора Васильевича на плечо, оседлал только что приведенного с рынка могучего рыжего коня и, нещадно его нахлестывая, помчался ко дворцу Потала.

Охрана пыталась задержать его, но отступила перед его яростью и отчаянием.

– Скорее! – прокричал Ганцзалин. – Скажите Далай-ламе, что Дэ Шань умирает! Они встречались сегодня!

Когда Далай-ламе сообщили, что русский, с которым он встречался сегодня утром, умирает у ворот Поталы, он срочно прервал встречу с английским посланником. Но еще до того, как появился Далай-лама, рядом с Загорским оказался его личный врач. Выслушал пульс, посмотрел реакцию зрачков, нахмурился.

– Дело плохо, – пробормотал он и велел охране везти Загорского за собой.

За ним ринулся и Ганцзалин, но лама властно остановил его.

– Ждите здесь, – сказал он, – вас известят.

И исчез за воротами Поталы. Ганцзалин несколько секунд провожал его отчаянным взглядом, потом упал ничком прямо в придорожную пыль и закрыл голову руками. Так он лежал, казалось, целую вечность. Гнедой, пасшийся рядом, подошел к нему и ласково потрогал теплыми губами за плечо. Но Ганцзалин даже не пошевелился.

Внезапно Ганцзалин почувствовал, что он не один. Он поднял голову и увидел стоявшего над ним секретаря Далай-ламы. Лицо у того было скорбным.

– Что? – сказал Ганцзалин. – Говорите, не молчите – что?

– Мы ничего не могли сделать, – сказал лама негромко. – Было слишком поздно.

С минуту Ганцзалин молчал, глядя в землю. Потом поднялся, встал напротив секретаря, рассматривал его с каким-то удивлением.

– Так, значит, он умер? – спросил он, прислушиваясь к своим словам, словно в первый раз слышал собственный голос.

Секретарь кивнул.

– Сердце остановилось, – сказал он. И повторил с горечью: – Было слишком поздно. Его не спас бы даже Будда.

– Ну нет, этого просто не может быть! – воскликнул Волин, перевернув последнюю страницу.

Генерал посмотрел на него внимательно – чего именно не может быть?

– Не может быть, чтобы Загорский погиб!

Воронцов нахмурился.

– Пойми же наконец, что у тебя в руках документ, – сказал он сурово. – Документ, понимаешь, а не какой-то там художественный вымысел. Нестор Васильевич Загорский – живой человек, и как всякого живого человека его вполне могли убить, уж мне можешь поверить. И, кстати, это объясняет, почему у этой тетрадки нет авторского предварения. И становится ясно, почему о нем тут пишется в третьем лице. Не мог Загорский, умерев, описывать свои похождения и не мог писать предисловия после собственной смерти. Так что тетрадь эта, судя по всему, написана другим человеком. Скорее всего, события здесь описаны со слов Ганцзалина. Вряд ли, конечно, писал он сам. Может быть, попросил знакомого журналиста или литератора…