– Если бы он тогда не испугался, его бы, наверное, поймали гораздо раньше, – заметила Дженни.

– Да, ты права. В общем, он решил пройтись по стоянке и поискать незапертые машины. Он сказал Юну, что его удивило, как много людей не запирает свои машины.

– Тебя бы это не удивило.

Ральф улыбнулся:

– Люди такие беспечные. Он нашел пять или шесть незапертых машин, и в последней был запасной ключ, спрятанный под козырьком. Эта машина подходила ему идеально: неприметная черная «тойота», каких на дорогах тысячи. Но прежде чем укатить прочь, наш юный Мерлин вернулся к микроавтобусу и оставил ключ в замке зажигания. Как он сказал Юну, надеялся, что кто-нибудь угонит микроавтобус, потому что, цитирую: «Это собьет копов с моего следа». Как будто он матерый убийца, объявленный в розыск в шести штатах, а не сбежавший из дома ребенок, который никогда не забывает включать поворотник.

– Он так сказал? – Похоже, ее это развеселило.

– Да. И кстати, ему все равно пришлось бы вернуться к микроавтобусу, чтобы взять стопку картонок. Он их клал на сиденье, чтобы казаться выше за рулем.

– Мне нравится этот парнишка. Дерек бы до этого не додумался.

Мы никогда не дали бы ему повода, подумал Ральф.

– Ты не знаешь, он оставил меню под дворником микроавтобуса?

– Юн спросил, и парнишка сказал, что, конечно, оставил. Зачем ему эта бумажка?

– Значит, листовку сорвал – и забыл обрывок, который потом оказался в кабине, – тот, кто угнал микроавтобус со стоянки в Дейтоне.

– Скорее всего. И вот, собственно, почему я задумался. Парнишка сказал, это было в апреле. Наверное, в апреле. Я бы не стал доверять его словам. Думаю, он не особенно следил за временем. Но он сказал Юну, что это было весной. На деревьях уже появились листья, но было еще не жарко. Так что, возможно, это действительно был апрель. А в апреле Терри приезжал в Дейтон, чтобы навестить отца.

– Только он был с семьей, и туда и обратно они летели на самолете.

– Да. Это можно назвать совпадением. Однако потом тот же микроавтобус появился во Флинт-Сити, и как-то трудно поверить в два совпадения с участием одного и того же микроавтобуса «форд-эконолайн». Юн высказал мысль, что, возможно, у Терри был сообщник.

– Точная копия его самого? – Дженни выразительно приподняла бровь. – Брат-близнец по имени Вильям Вильсон?

– Да, мысль дурацкая, я понимаю. Но все равно как-то странно. Смотри: Терри в Дейтоне, и микроавтобус в Дейтоне. Терри возвращается во Флинт-Сити, и микроавтобус вдруг возникает во Флинт-Сити. Для такого стечения обстоятельств есть какое-то название, но я не помню.

– Может быть, конфлюэнция?

– Мне надо поговорить с Марси, – сказал Ральф. – Расспросить ее о той поездке в Дейтон. Обо всем, что она сможет вспомнить. Только она не захочет со мной разговаривать, и мне вряд ли удастся ее упросить.

– Но ты постараешься?

– Да, постараюсь.

– А теперь сможешь заснуть?

– Думаю, да. Люблю тебя.

– Я тебя тоже.

Он уже засыпал, когда Дженни, пытаясь подстегнуть его память, вдруг громко и резко произнесла:

– Если это не бретелька, то что?

На миг перед мысленным взором Ральфа явственно предстала надпись «НЕМОГУ». Только буквы были синевато-зелеными, а не желтыми. Он сразу понял, что это важно, и попытался ухватить промелькнувшую мысль, но та ускользнула.

– Не могу, – сказал он.

– Не можешь вспомнить? – уточнила Дженни. – Ну, ничего. Еще вспомнишь. Я тебя знаю.

Они оба заснули. В следующий раз Ральф проснулся в восемь утра, и за окном пели птицы.

10

К десяти утра пятницы Сара и Грейс дошли до альбома «Вечер трудного дня», и Марси уже опасалась и вправду сойти с ума.

Девчонки нашли в гараже проигрыватель Терри – купленный по дешевке на «Ибее», уверял Терри жену, – вместе с любовно собранной коллекцией виниловых альбомов «Битлз». Они утащили проигрыватель и пластинки в комнату Грейс и начали со «Встречайте Битлз!».

– Мы послушаем все пластинки, – сказала Сара маме. – В память о папе. Если ты не возражаешь.

Марси сказала, что не возражает. Что еще можно было сказать, глядя на их серьезные бледные лица и покрасневшие от слез глаза? Только она не учла, как болезненно эти песни ударят по ней самой. Девчонки, конечно, знали их все до единой; когда Терри работал в своей мастерской в гараже, у него постоянно играла музыка, британские группы, которые он не слышал вживую, потому что поздновато родился, но все равно очень любил. «Серчерс», «Зомби», «Дэйв Кларк Файв», «Кинкс», «Ти Рекс» и – конечно же – «Битлз». В основном «Битлз».

Девчонки тоже любили все эти группы и песни, потому что их любил папа, но они даже не подозревали о связанном с ними спектре эмоций. Они не слушали «Зову тебя по имени», целуясь на заднем сиденье автомобиля отца Терри: губы Терри обжигают шею Марси, его рука – у нее под свитером. Они не слушали «Любовь нельзя купить» (которая прямо сейчас доносилась сверху), сидя на диване в самой первой квартире, где Терри и Марси стали жить вместе. Девчонки, которых тогда не было и в помине, не держались за руки за просмотром «Вечера трудного дня» на стареньком видеомагнитофоне, купленном за двадцать долларов на барахолке: великолепная четверка вовсю развлекается на черно-белой записи, прекрасная и юная, и Марси знает, что выйдет замуж за парня, который сейчас держит ее за руку, пусть даже он сам еще этого не понял. Был ли Джон Леннон уже мертв, когда они смотрели ту старую запись? Застрелен прямо на улице, как ее муж?

Она не знала, не могла вспомнить. Знала только, что они с Сарой и Грейс достойно держались на похоронах, но теперь похороны состоялись, и впереди ждала долгая жизнь матери-одиночки (какое ужасное слово), а веселая музыка, доносившаяся из комнаты Грейс, рвала Марси сердце. Каждая строчка, каждый искусный рифф Джорджа Харрисона были как свежая рана. Дважды Марси вставала из-за кухонного стола, где сидела за чашкой остывшего кофе. Дважды подходила к подножию лестницы и делала вдох, чтобы крикнуть: Хватит! Выключите проигрыватель! И дважды возвращалась обратно в кухню. Дочери тоже скорбели.

Поднявшись в третий раз, Марси подошла к кухонному комоду и выдвинула нижний ящик. Она была почти уверена, что там ничего нет, но в дальнем углу обнаружилась пачка «Винстона». В пачке остались три сигареты. Нет, даже четыре. Марси бросила курить на пятый день рождения младшей дочери. Она взбивала крем для торта Грейси, и ее скрутил приступ жуткого кашля. Вот тогда Марси и поклялась себе бросить курить. Навсегда. Но почему-то не выкинула оставшиеся сигареты, а спрятала в ящик комода, словно какая-то темная и дальновидная частичка ее души уже тогда знала, что когда-нибудь они ей понадобятся.

Они уже старые, им пять лет. Наверняка прогоркли. Будешь кашлять, пока не отключишься.