Призрак издал удовлетворенный смешок и увеличился в размерах, словно разбухающий столб дыма.

– Постой! – глядя на него с тревожным любопытством, произнес Рис. – Если ты называешь себя Неподкупным Судьей, почему до сих пор не разделался с Гонбером?

– Не могу, – проворчал Когг. – Сам попробуй.

– Я же человек, а человека нельзя с собакой равнять… – бормотал мужчина, которого Рис отказался защищать, мелкими тряскими шагами отступая к просвету меж двух обмазанных известкой сараев. – Людей я не трогал, услышь меня Хальнор, я же знаю, что за людей к ответу притянут, я всегда это помнил… А те старики воняли и не могли больше работать, я за них честно заплатил, это же рабы… Я не сделал ничего плохого!

– Да свершится праведное правосудие! – взвыл окончательно преобразившийся Когг.

Клубящимся облаком он надвинулся на свою жертву, вместе с ней выплыл за ворота и исчез – только пыль закрутилась, как от порыва ветра, но тут же улеглась.

Тибор четко понимал одно: отсюда надо немедленно уносить ноги. Лошади почти готовы, хорошо… Окружающие выглядели потерянными, пришибленными, избегали смотреть друг на друга. Трактирщик велел кому-то из слуг тащить вина. Сейчас все напьются вдрызг и постараются забыть, что здесь произошло, хотя бы частично забыть, насколько получится, чем не выход? А ему напиваться с ними за компанию не с руки, да он и не стал бы, даже при другом раскладе. Потом, у себя в лагере, он приложится к фляжке с полынной настойкой, это всенепременно.

– Почтеннейший, – хозяин вынес большую холщовую суму. – Не побрезгуйте, от чистого сердца…

Копченые колбасы, лепешки, сыр, вяленые персики, орехи с изюмом. Неплохое изъявление благодарности… Свой гостинец трактирщик вручил Тибору, хотя благодарить следовало Риса, но на парня даже не глядели в открытую – косились не то с благоговением, не то с тихим ужасом. Как и следовало ожидать, Рису от этого стало совсем неуютно, и он тоже был не против поскорее отсюда убраться.

Проехав по Бычьему тракту, пока постоялый двор не скрылся из виду, они повернули на восток – мимо виноградников, усадеб за глинобитными стенами, рощиц, пастбищ. Оба молчали. Когда сельскохозяйственные угодья остались позади, а простор впереди вздыбился громадными глинистыми холмами, расцвеченными неприхотливой растительностью, Рис растрепал зачесанную челку, чтобы слипшиеся от масла волосы упали на глаза. Истолковав это как готовность к общению, Тибор поинтересовался:

– Что ты сделал с бесовым призраком?

– Ничего.

– Эффективное у тебя «ничего».

– Я, правда, не знаю, как это получилось. Может быть, Мунсырех поймет, он ведь шаман.

«Насчет тебя Мунсырех понимает не больше моего».

– Ты угадывал те подробности, которые приводил в оправдание, или импровизировал? – спросил он вслух.

– Чувствовал. Ну, можно сказать, угадывал. Я делал то же самое в Эонхо, когда надо было решить, можно что-то украсть без большого вреда или нет. Я еще увидел, что происходит с теми, кого Судья Когг забирает.

– И что же?

– Это похоже на соты вроде пчелиных… Вместо меда они заполнены холодным серым студнем и находятся внутри Когга. В каждой ячейке заперт осужденный наедине с тем, что он сделал. – После паузы Рис добавил: – Мне было страшно.

Тибор вдыхал запах нагретой солнцем пустоши, чесночной колбасы – от притороченной к седлу сумы с провизией, лошадиного пота, расклеванной стервятниками дохлой собаки. Ощущал тряску, жар послеполуденного солнца, бьющий в лицо теплый ветерок. Он жил, и даже если они так и не доберутся до Гонбера и обещанные за упыря золотые горы так и останутся в сослагательной области, все равно его дикая непрофессиональная выходка с лихвой окупилась. Эти соображения успокаивали несказанно. Оправдавшийся расчет – это, простите за тавтологию, все оправдывает. Иначе придется считать, что он то ли спятил хуже Дохрау, то ли, как давешний праведный призрак, попал под действие чар непонятного существа, которое, как выяснилось, главнее Неподкупного Судьи Когга. Последнее, кстати, позволяло надеяться, что Рису и Гонбер окажется по зубам, так что золотые горы, скорее всего, тоже будут.

«Я корыстный авантюрист, и ничего больше», – подумал Тибор, впитывая эту мысль, как целебный бальзам.

Кариштом оказался таким, как Гаян и представлял себе по рассказам и книжным описаниям: страна черных скал, ущелий до того глубоких, что при взгляде вниз сердце замирает, быстрых речек в каменистых руслах и зачарованных тропок.

– Если бы мы замышляли недоброе против чародеев Кариштома, эти дорожки завели бы нас в тупик или сбросили в пропасть, – менторским тоном объяснила Венуста. – Нас пропускают, даже незаметно подстраховывают на опасных участках. Здесь все подвластно чародеям-хозяевам, так что Гонбер сюда не сунется.

Бурливые речки впадали в Кальенару, Кальенара – в Анву, Анва – в Осьминожье море, поэтому дети Лиузамы с драгоценным грузом добирались до места назначения под водой. Когда пути пересекались, лоснящиеся черные амфибии выныривали, чтобы показаться на глаза своей родительнице. Судя по всему, их тоже пропускали беспрепятственно.

– Еще б не пустили, с такими-то гостинцами! – прокомментировала это Лиум. – Чай, уже поняли, что мы чистый прибыток несем, и все будет честь по чести.

Путешествие протекало без неприятностей. До северной границы Кариштома доплыли на фаханде, за полцены – судовладельцы рады были услужить Морской Госпоже, находя в том свою выгоду, и чуть не передрались между собой за такую пассажирку. По их словам, на реке в последнее время «что-то творилось». Однажды купцы видели, как неведомое чудище, не иначе заплывшее из Осьминожьего моря, плескалось на излучине возле Баяга и мутило воду, загребая со дна ил. В другой раз девки-утопленницы средь бела дня плясали на отмели с хохотом и визгом, чуть не потопили проплывавших мимо рыбаков, те еле ушли на веслах, у каждого потом вместо ладоней – сплошная кровавая мозоль. А еще недавно сгинула «Жабья Королева», возившая по Кальенаре грузы и пассажиров, ее обгорелый остов после обнаружили возле берега, вдали от жилых мест, а о команде – ни слуху ни духу. Обычные речные байки.

Благодаря чарам Венусты дурнота Гаяна не мучила, и он впервые в жизни наслаждался плаванием.

Мелкая неурядица случилась в Сулфе, городке в верховьях Кальенары, дальше которого суда не ходили. В Сулфе был храм Семанха Безногого, и служители увечного бога предлагали всем новоприбывшим пожертвовать какую-нибудь ненужную часть своей плоти в обмен на великую силу. Две семанховых монашки, одноглазая и безгрудая, допустили крупный просчет: им не следовало подкатываться с этим к Рен.

Венуста выслушала изуродованных «сестер бога» с прохладцей и заметила, что намеренно губить красоту человеческую – серьезный грех, влекущий за собой незавидное посмертие, а магической силы ей и так хватает. От нее отстали.

Айвар предложил для них спеть. И запел во все горло, не слушая дальнейших доводов. Убогих сестер как ветром сдуло.