— Озриэль?

В следующий миг это снова было лишь мутное пятно — отражение напольной вазы, преобразованное моим воображением в обманутого возлюбленного.

Наверное, я произнесла имя вслух, потому что дракон отшатнулся, как от пощечины, и убрал руку. Я же, напротив, прижала ладонь к щеке, словно пощечину дали мне. Тот, чье доверие я предала. Не действием, но в мыслях. Предала бы и действием, через секунду-другую…

Я отступила на шаг. Никто не произнес больше ни звука. И мучительная пауза все длилась и длилась, стягивая грудь железным обручем, сыпля в глаза разъедающие опилки совести.

— Простите, — всхлипнула я, попятилась и повторила, — простите…

А потом закрыла лицо руками и бросилась вон из зала, преследуемая лишь тишиной и раскаянием.

— Соленые крекеры или корзинки с гусиным паштетом?

— А?

Я заморгала и недоуменно уставилась на список в своих руках. Аккуратный столбик пунктов был сплошь исчеркан каракулями. Сообразив, что в рассеянности вожу по пергаменту карандашом, я поспешно отложила его.

Хоррибл снял очки и устало потер переносицу:

— Я спрашивал, принцесса, что мы все-таки будем подавать в качестве закусок: соленые крекеры или корзинки с гусиным паштетом?

Подобная сцена повторялась уже не единожды за утро.

Лицо слуги сделалось обеспокоенным.

— Что с вами сегодня? Не приболели случаем?

Я невольно съежилась под этим внимательным взглядом. Казалось, он проникал в самые глубины души, раскрывая тайники совести и ларцы секретов, в одном из которых хранился вчерашний вечер: сомнения, несостоявшийся поцелуй и сожаления из-за того, что он не состоялся, с привкусом стыда, конечно. И вообще там скопилось много такого, из-за чего я теперь считала себя плохим человеком. Простодушные глаза в окружении лучиков морщинок моргнули, и слуга констатировал:

— Это все конопляные блинчики. Опять они что-то напутали с пропорциями. Отправлю жалобу в «Мартинчик и Ко».

— Нет-нет, завтрак был превосходным!

— Рэймус в прошлый раз тоже так утверждал, а потом целый день рассказывал, как Варгар пела ему старинные баллады юга.

— Уверяю, что ничего такого я не собираюсь… пелА?! То есть Варгар девочка?

— Ну да, девочка, — отозвался Хоррибл, удивленный столь бурной реакцией. — Думал, вы знаете… — Я нашла силы только помотать головой. — Девушка, если быть точным. Месяц назад ей исполнилось тринадцать, значит, в пересчете на наши годы это около… — слуга прищурился, прикидывая, — двадцати.

Последнее слово повисло в вязкой тишине. Новость ошеломила настолько, что заставила на время забыть о собственных проблемах.

Не удивлюсь, если это не вся правда. Может, Варгар — заколдованная принцесса, а Рэймус — ее возлюбленный, обреченный до конца дней нести вахту у ангара любимой, по роковому стечению обстоятельств покрывшейся чешуей. А причиной этого самого стечения могла стать какая-нибудь злобная колдунья, завистливая и жадная до чужого счастья. Что-то у меня разыгралось воображение. И нервы. Нервы подталкивают воображение, а воображение — нервы. Замкнутый круг. Пора прекращать изводить себя и сосредоточиться на делах насущных.

— Нет, — я покачала головой, — просто волнуюсь из-за сегодняшнего вечера.

Это было похоже на правду, и потому слуга поверил. На самом деле я, как ни странно, ничуть не волновалась из-за ритуала. А может, прочие мысли заняли столько места, что для новых тревог его просто не осталось? Я устала тревожиться…

— Корзиночки с паштетом, — уверенно подытожила я и подкрепила вердикт жирной чертой. — Так, с закусками и первыми блюдами определились. Что насчет второго?

Поскольку составление списка затянулось, Хоррибл заварил нам обоим чай, крепкий и приторный до горечи. Я цедила его маленькими глотками, активно закусывая кексом. Вот кекс был хорош: воздушный бисквит, щедро сдобренный изюмом. С ним дело пошло веселее.

И на этот раз я честно старалась не отвлекаться. Когда карандаш скользил уже в самом конце списка, а рука и шея радовались близкому завершению работы, слуга подтолкнул через стол новый лист.

— А этот просто отдадим с основным заказом. Там править ничего не нужно, он согласован.

— Что это? — Я взяла список и пробежала глазами строки. Потом всмотрелась внимательнее и наморщила лоб. — Зародыши пшеницы, зеленая гречка, хлебцы из льняного семени… Мы что, кур приглашаем на ужин?

— Он для госпожи Грацианы, — пояснил Хоррибл. — Для нее всегда заказывают отдельно. Меню прислали сегодня с утренней почтой.

Я пожала плечами:

— Того, что мы наметили, вполне достаточно. Блюда на любой вкус и желудок. Случись какому-нибудь королю вечерком заблудиться поблизости, и то не придется краснеть, приглашая его за стол.

Ответ Хоррибла был в духе того, что я получила накануне от Кроверуса.

— Но госпожа Грациана всегда присылает свое меню. — Видя, что слова не возымели должного действия, слуга добавил: — Это фактически… традиция.

Последнее слово в его устах прозвучало почти как «воля Небес».

— Ну, так в этот раз мы изменим традиции.

Хоррибл вконец растерялся.

— Она просто не станет есть ничего другого, соблюдает фигуру. Помните, как вы с горошиной «Шикобрак».

А вот это сработало лучше всех предыдущих аргументов.

Я покосилась на кекс и отложила его, стряхнув руки.

— Что такое? Вам не нравится?

— Да нет, вкусно, просто… я снова на диете.

— Опять гороховой?

— Нет, другой. Даже более жесткой.

Наши взгляды скрестились на жестянке, где дожидались своей казни еще несколько кексов и нежнейших ванильных булочек в сахарной глазури.

— Неужели придется отправить их обратно? — расстроился Хоррибл.

Я сцепила зубы, почти ощущая на языке крупинки марципана и слыша горестный вопль отвергнутых плюшек.

Видя мои сомнения, слуга огляделся, приложил ладонь сбоку ко рту и наклонился через стол:

— По слухам, пекарня, с которой сотрудничает Мартинчик, изменила рецептуру, дополнив ее фейской пыльцой. Поэтому с их продукцией другим сложно тягаться. Недешевое, конечно, удовольствие, но… так и тает во рту.

Я поневоле перешла на такой же шепот:

— Разве этот порошок не вызывает привыкание?

— Только пыльца пещерных фей. Остальные виды усиливают вкус и добавляют выпечке пикантность.

Пар, поднимавшийся от еще теплой выпечки, коварно завернул шлейф в мою сторону, пощекотав ноздри.