— Люсиль…

— Ведь он в прямом смысле бросил Мари в самый трудный период ее жизни. Разве так поступают? Но, как бы то ни было, это ее жизнь. Я больше не собираюсь это обсуждать.

— Ладно, — согласился я.

— Я хочу сказать, что он настоящее чудовище! И даже не привлекательное внешне! Я его просто ненавижу и злюсь на сестру за то, что она предпочла его мне… нам. А сегодня праздник по поводу дня рождения Тэлон, и Мари даже не придет на него! Я не могу поверить… О, черт! — воскликнула она, вбегая в кухню.

Последовав за Люси, я увидел, как она вытаскивает из духовки сильно подгоревший именинный шоколадный пирог Тэлон.

— Нет-нет-нет, — говорила она, пока ставила пирог на стол.

— Выдохни. — Я подошел сзади и положил руки ей на плечи.

В глазах Люси стояли слезы, и я рассмеялся.

— Это всего лишь пирог, Люсиль. Ничего страшного не произошло. Все в порядке.

— Нет, не в порядке! — сказала она, поворачиваясь ко мне лицом. — Мы с ней мечтали совершить путешествие по Европе. Мы начали копить на это деньги, когда она заболела — завели банку для негатива. Каждый раз, когда в голову лезли дурные мысли, связанные с ее болезнью, или страх брал верх над здравым смыслом, мы должны были бросить в банку монетку. Первая банка наполнилась всего за неделю, и нам пришлось завести вторую. Мари хотела ехать сразу же, как только наступила ремиссия, но я очень боялась. Боялась, что она недостаточно окрепла и путешествовать еще слишком рано, поэтому не выпускала ее из дома. Я держала ее взаперти, потому что не могла набраться смелости сесть вместе с ней в самолет. — Люси с трудом сглотнула. — А теперь она не разговаривает со мной, и я не разговариваю с ней. С ней… с моей лучшей подругой.

— Она скоро одумается.

— Я пригласила ее на сегодняшний праздник Тэлон. С этого и началась наша ссора.

— А в чем тут проблема?

— Она… — Голос Люси дрогнул. Мы стояли всего в нескольких сантиметрах друг от друга. Сделав глубокий вдох, она сказала: — Мари считает, что все это неправильно. Ты и я. И Тэлон. Она считает, что это странно.

— Странно — да. Но это не означает, что неправильно.

— Она сказала, что ты не для меня. Сказала, что ты не для моей любви.

Прежде чем я успел ответить, раздался звонок в дверь, и Люси отстранилась от меня, натянув на лицо фальшивую улыбку.

— Все в порядке. Правда. Я просто расстроилась из-за подгоревшего пирога. Пойду открою дверь.

Я остался в кухне и, внимательно осмотрев пирог, взял нож. Может, получится как-то спасти положение, соскоблив подгоревшую корочку. В этот день Люси нужна победа. Нужно то, что заставит ее улыбнуться.

— О, Боже! — послышалось из соседней комнаты. Голос Люси звучал испуганно, и, войдя в гостиную, я понял почему.

— Джейн, — пробормотал я, увидев ее, стоящую в дверях с плюшевым медведем в одной руке и подарком в другой. — Какого черта ты здесь делаешь?

Джейн приоткрыла рот, собираясь что-то сказать, но тут же перевела взгляд на Люси.

— Что ты здесь делаешь? — резко спросила она. — С какой стати ты здесь?

— Я… — начала Люси, но я видел, что в таком сильнейшем нервном потрясении она не в состоянии произнести ни слова.

— Джейн, что ты здесь делаешь? — повторил я свой вопрос.

— Я… — Она запнулась точно так же, как и Люси минуту назад. — Я хотела увидеть свою дочь.

— Твою дочь? — Меня потрясла ее наглость. Как она осмелилась войти в мой дом и произнести подобные слова?!

— Я… Мы можем поговорить, Грэм? — спросила Джейн. Затем быстро перевела взгляд на Люси и, прищурив глаза, добавила: — Наедине.

— Все, что ты собираешься сказать, можешь говорить в присутствии Люсиль, — ответил я.

И без того раненому сердцу Люси нанесен еще один удар.

— Нет, все в порядке. Я пойду. В любом случае, мне нужно съездить на работу в цветочный магазин. Я только возьму пальто.

Когда она проходила мимо меня, я легко коснулся ее руки и прошептал:

— Тебе не нужно уходить.

Она медленно кивнула.

— Просто я считаю, что будет лучше, если вы двое поговорите. Не хочу создавать очередных проблем.

Слегка пожав мою руку, Люси взяла пальто и вышла из дома. В комнате почему-то стало темно.

— Что тебе нужно, Джейн?

— Прошел целый год, Грэм. Я просто хочу ее увидеть.

— С чего ты решила, что имеешь право видеться с ней? Ты бросила ее.

— Я испугалась.

— Ты думала только о себе.

Она поморщилась и переступила с ноги на ногу.

— Тем не менее, ты не можешь запретить мне увидеть ее. Я имею на это право. Я ее мать.

— Мать? — прошипел я. Меня просто переполняло отвращение.

Родить — это еще не мать. Быть матерью — это вставать кормить по ночам. Быть матерью — это спать перед кроваткой, когда ребенок болеет, и прислушиваться к каждому его вдоху. Быть матерью — это знать, что Тэлон терпеть не может плюшевых медведей. Быть матерью — это быть рядом.

Джейн ни секунды не была матерью.

Она была посторонним человеком для моего ребенка.

Посторонним человеком в моем доме.

И посторонним человеком для меня.

— Тебе лучше уйти, — сказал я, потрясенный тем фактом, что она, очевидно, верила в возможность вернуться в нашу семью спустя все это время.

— Ты что, спишь с Люси? — спросила она, чем окончательно вывела меня из себя.

— Прошу прощения? — Я почувствовал, как нечто поднимается из самых глубин моей души и подкатывает к самому горлу. Гнев. — Ты бросила свою дочь год назад. Ты ушла, не оставив ничего, кроме дерьмовой записки. Ты ни разу ни на секунду не вспомнила о ней. А теперь считаешь, что вправе задавать мне подобные вопросы? Нет, Джейн. Ты утратила право вообще спрашивать меня о чем-либо.

Она выпрямилась, расправила плечи и, хотя высокие каблуки добавляли уверенности ее виду, в голосе явно слышалась дрожь.

— Я не хочу, чтобы она находилась рядом с моим ребенком.

Я подошел к входной двери и, распахнув ее, сказал:

— Прощай, Джейн.

— Я твоя жена, Грэм. Тэлон не должна находиться рядом с такой женщиной, как Люси. Она очень токсичный человек. Я имею право…

— Ни на что! — выкрикнул я. В моем голосе звучали гнев, тревога и отвращение. — Ты ни на что не имеешь права! — Когда произнесла слово «жена», она перешла грань дозволенного. Но при этом шагнула еще дальше, плохо отозвавшись о Люсиль — о той единственной, которая была с нами рядом все это время. А говорить мне о том, как надо воспитывать Тэлон — это уже ни в какие рамки не лезло! — Уходи! — заорал я, и в ту же секунду раздался плач Тэлон. Я с трудом сглотнул.