Мастеровые переглянулись. Никакого смысла продавать, если не можешь вывезти золото, они не видели.

— Но и здесь монархи проявили милость, — снова возвысил голос падре Ансельмо. — Евреи могут вывезти вырученную от продажи медную королевскую монету. Или королевские векселя. Или иные не запрещенные к вывозу товары.

Марко Саласар с облегчением вздохнул. Король выпустил медные кругляши и в два, и в четыре, и даже в шестнадцать мараведи, но в других странах их по-прежнему принимали разве что как лом. Векселя в условиях войны и вовсе ничего не значили, а не запрещенных к вывозу товаров почти не осталось.

Падре Ансельмо развернул следующий свиток и поднял брови.

— Воистину милость Папы и королей безгранична. В случае крещения евреи могут остаться в стране.

По толпе прошел осторожный смешок. Здесь все помнили, что происходит с крещеными евреями — самой сладкой добычей Трибуналов.

— Однако, дабы обманно крестившиеся не получили права на вывоз золота из Арагона и Кастилии, каждый крестившийся еврей лишается права продавать свое имущество в течение двух лет.

Кто-то истерично рассмеялся, а мастеровые, покачивая головами, сдержанно загудели. Все понимали, что мышеловка захлопнулась, и теперь из страны не выскочит никто — разве что голым и босым.

Томазо был взбешен. Как только условия изгнания евреев были объявлены, цены рухнули вниз. Перепуганные изгои отдавали имущество за бесценок, вот только пользы от этого не было ни королю, ни Трибуналу, ни тем более Ордену. Да, кое-кому нравилось, что еврей продает свой дом за осла, а огромный виноградник — за рулон грубого полотна. Но в казну-то от этих смешных продаж поступали крохи! А денег остро не хватало…

Денег настолько не хватало, что королевская чета даже издала указ о полном запрете ростовщичества — теперь для христиан. Но от конфискации новых ссудных контор и обменных лавок казна получила только свою же медную монету. Страна была тщательно высосана — и давно.

Единовременное же изгнание десятков тысяч оружейников и парикмахеров, мукомолов и виноделов, земледельцев и пастухов лишь усугубило бы и без того трудное положение казны. И Томазо не желал с этим смириться.

— Вы должны просить отсрочки, — прямо сказал он дослужившемуся до титула «дон» Аврааму Сенеору, в свое время взявшему на себя финансовую часть переговоров о браке Изабеллы и юного Бурбона.

— И что это даст? — зло отозвался дон Авраам. — Перед тем как вышвырнуть, нас еще и раз двести поимеют?

Томазо недовольно крякнул. Он-то знал, что еврей прав, но и соглашаться с этим было нельзя. Он обязан был приостановить бегство — хотя бы до нового урожая. Армия и так почти голодала.

— Вас около 53 тысяч семей, — начал объяснять Томазо. — Если королю объяснить, что значит потеря такого количества рабочих рук…

— Брось, Томазо, — оборвал его еврей. — Ни король, ни королева давно ничего не решают. Все предрешено в другом месте.

Им обоим было ясно, что за изгнанием стоят папские семьи — давно уже богатейшие в Европе. Достигшим всего Борджа и Медичи, Оттобони и Ровере мало было отнять у былых религиозных соперников деньги и влияние. Теперь они высочайше возжелали стереть их с лица земли, чего бы это ни стоило Арагону, Польше и прочим окраинам Европы.

Однако вскоре Томазо убедился, что дело не только в пожеланиях Пап. Примерно в это же время он стал получать от агентуры довольно странные донесения: «Сеньор такой-то посетил Комиссара такого-то, после чего Комиссар приобрел часть земель сеньора по еврейской цене…» То есть даром.

Это выглядело как самая обычная взятка, однако Томазо насторожило то, что это происходило по всей стране одновременно.

— Гранды вошли в сговор с Трибуналом, — на первой же встрече с Генералом предположил он.

— Взятка еще не сговор, — парировал Генерал. Он определенно получил схожие сведения.

Но Томазо уперся.

— Это сговор. Потому что, пока Трибунал занимается евреями, он не занимается грандами! А провизии в армии все меньше! И положение Короны все хуже! И грандам это выгодно!

— Спорная версия, — покачал головой Генерал.

«А может, и тебя купили?» — внезапно подумал Томазо.

Вместо того чтобы бить в точку, по головке оппозиции, то есть по грандам — строго по «Зеленой книге», Трибунал выдавливал из страны обезденежевших евреев. То есть откровенно саботировал!

А в тот единственный за все последнее время хороший день, когда он узнал о поимке и доставке в Сан-Дени «Руиса Баены», вышел второй королевский указ — теперь уже об изгнании морисков.

Королевский указ об изгнании землякам зачитал Амир — у старого Мади слишком тряслись руки.

— …однако к неверным проявлена милость, — медленно, внятно, стараясь донести каждое слово, читал он. — И желающие могут остаться в Арагоне на положении domestic.

Перед глазами полыхнуло.

— А что это? — не поняли мужчины.

Амир стиснул зубы.

— Что это?! — заволновались мужчины. — Не тяни, Амир!

— Домашний раб, — выдавил Амир.

Мужчины замерли.

— А ты не ошибся? — осторожно поинтересовался один. — Там именно так и написано?

— Я знаю латынь.

Мужчины вскочили, замахали руками, закричали — все, разом, а Амир тряхнул головой и быстро пробежал глазами то, что было написано ниже.

Корона разрешала остаться в стране и детям — мальчикам моложе четырнадцати и девочкам моложе двенадцати лет. И Церковь милостиво предлагала родителям сдать их детей в монастыри, дабы из них там воспитали хороших служителей Иисуса.

— С-скоты…

Это было оскорблением — расчетливым и хорошо продуманным.

Томазо шел к Генералу в совершенном смятении. Более опасного указа Корона издать не могла. Он уже теперь представлял, как полыхнет по всему Арагону.

— Я слышал, его взяли… — раздался позади голос Гаспара.

Томазо обернулся. Друг — на руках двух крепких монахов — его уже нагонял.

— Да, Гаспар, человека с документами Руиса Баены взяли.

— Когда мне отдашь?

— Как только сам с ним разберусь.

— Смотри… — рассмеялся изуродованный ударом двузубой вилки в поясницу Гаспар, — ты мне обещал.

— А ты веришь обещаниям члена Ордена? — мрачно отшутился Томазо.

Так, перешучиваясь, чтобы сбросить нарастающее напряжение, они прошли к Генералу, и Томазо увидел почти ту же компанию — только без казначеев.

— Я так понимаю, — развивал свою мысль Главный инквизитор. — Или пусть крещеные мориски платят церковную десятину, или пусть выметаются!

— Они уже совсем обнаглели, — поддержал его секретарь Короны.