Почему после появления сына на свет Лиля не поехала к Веневу сразу? Не потребовала алименты? Не подала в суд для установления отцовства? Не ждите ответа. До семи лет Сеня не знал, что его отец жив. Когда мальчик заговаривал про папу, Лилия отвечала: «Роберт был летчиком, он погиб на задании».

Правда, через пару месяцев версия менялась, мама, легко забывавшая собственное вранье, весело чирикала: «Роберт был капитаном дальнего плавания, он утонул, спасая корабль».

Космонавт, полярник, водолаз, пожарный… профессии менялись, фотографии родителя в доме не имелось, фамилия у Сени в метрике стояла мамина. В конце концов умный мальчик перестал задавать вопросы. Правда выяснилась случайно.

Как-то раз Лиле стало плохо ночью. У нее отчаянно заболел живот. Еле-еле дотянув до утра, мама пошла в поликлинику. Прямо из кабинета ее отправили в больницу на операцию.

Лилечка позвонила сыну и приказала: «Запоминай адрес. Езжай к Григорию Игоревичу Веневу, это твой родной отец. Скажи, мать в клинике, мне не с кем жить. Он тебя временно пригреет».

Представляете степень наивности и пофигизма Лилии, если она вот так отправила Сеню к отцу. Хватайка не позаботилась предупредить мимолетного любовника о встрече с сыном, про которого тот никогда не слышал. Легкомыслие ее зашкаливало за все пределы.

Дверь мальчику открыла Алевтина. «Игорек! – воскликнула она. – Почему так рано? У тебя шесть уроков». «Я Сеня, – заявил ребенок, – пришел к своему папе, Григорию Игоревичу. Мама заболела». Алевтина пару раз моргнула, потом сказала: «Очень рада, входи, ты как раз успел к обеду»…

Семен примолк, потом взял из пачки сухарик и принялся методично его крошить.

– Алевтина была очень хорошей, – тихо сказал он, – очень-очень. Удивительно, как такая добрая женщина уживалась с Григорием Игоревичем. Тот считал всех охотниками за его деньгами, даже законнорожденного сына в ежовых рукавицах держал, со мной вообще дел иметь не хотел. Алевтина же всех детей любила.

– Тем не менее вас в тот день не оставили в доме или я ошибаюсь? – спросила я.

Семен вздохнул.

– Наше сходство с Игорем было невероятным, Алевтина сразу поверила, что я сын Григория Игоревича. Но отец категорически отказался даже поговорить со мной. Помнится, они с женой долго спорили в другой комнате, потом меня забрала домработница, Ира Малышева. Она жила в соседнем доме, через дорогу от хозяев, у Малышевой был сын Рома, приятный парень, старше меня на несколько лет. Вот у них я и прожил до маминого выздоровления. Рома меня в школу возил. Вставать приходилось очень рано, я не высыпался, но это была единственная неприятность. Знаете, у них было так хорошо!

На лице Семена заиграла улыбка.

– Мама готовить не любила. Сварит кастрюлю макарон на неделю, и хорошо. Или картошку в мундире. Дело не только в бедности. Ирина тоже не шиковала, но она у плиты стояла, выдумывала всякие кушанья. Сделает бульон, мясо из него провернет и блинчики сварганит или гречневую кашу заправит жареным луком. Дешево, но очень вкусно. У Романа игрушки имелись всякие, а у меня ничего. Книги хорошие, а не учебники для первого класса, я впервые у Малышевой увидел. И отец Романа на самом деле был героем, участковым милиционером, он погиб, задерживая опасного преступника. В большой комнате висело его фото в форме, Кириллу Сергеевичу посмертно орден дали. Рома мне его показывал и говорил: «Скоро получу аттестат и поступлю в школу милиции. Меня, как сына погибшего сотрудника, без экзаменов возьмут. Стану потом министром МВД!»

Понимаете, мы вроде были в равном материальном положении, но Рома имел дома любовь, тепло, ласку, а у меня всегда были лишь скользкие макароны. У Ирины на окнах висели простые, но чистые занавески, у матери были голые стекла, Малышева отлично шила, вязала, Рома щеголял в свитерах, красивых брюках, а я был одет как оборванец! Понимаете?

Я кивнула.

– Конечно. Вы подружились с Романом?

Семен смел со стола крошки.

– Да, брал с него во всем пример, бежал к нему с любой проблемой. У меня никогда раньше не было такого друга. Ирина меня тоже поддерживала, и, как ни странно, Алевтина мне помогала. Деньги давала, просила только Григорию Игоревичу ничего не сообщать. Как-то она выкручивалась, муж ей на хозяйство фиксированную сумму выделял, из нее для меня деньги выделялись.

– А с Игорем и Соней вы контактировали? – спросила я.

Семен помотал головой.

– Нет! Я к Веневым не ходил. Ира рассказывала, что брат с сестрой вечно ругались, Григорий Игоревич Софью не любил.

– Не родная кровь, – поддакнула я, – похоже, Венев считал своим ребенком лишь Игорька. Тот родился в законном браке, от любимой жены.

– Не знаю, что он там считал, – сердито ответил Сеня, – но в конце концов Соня из семьи сбежала. Бедная Алевтина ужасно переживала. Думаю, она пыталась девочку назад вернуть, та опрометчиво выскочила замуж за недостойного типа. В общем, Софья доставила матери много переживаний.

– А вот Соня сказала, что видела вас у Веневых в гостях, – решила я уличить Хватайку во лжи.

– Ну да, – согласился Сеня. – Было. Мать умирала, попросила, чтобы я Григория Игоревича к ней в больницу привел.

– Зачем? – изумилась я. – Ваш отец не поддерживал отношений с мимолетной любовницей!

Сеня поморщился.

– Когда мама заболела, врач ей прямо сказал: «Ничем помочь нельзя, вам осталось меньше года».

– Некоторые доктора излишне жестоки, – вздохнула я.

– Мама очень испугалась, – продолжил Сеня, – ударилась в религию, попала в какую-то общину.

– Неприятно, – поддакнула я.

– Наоборот, – неожиданно не согласился со мной Семен, – ей там внушили, что любой человек непременно попадет в рай, надо лишь попросить прощения у всех, кому в этой жизни сделал плохо. Вот мать и направила меня к Григорию Игоревичу.

– И как он поступил? – заинтересовалась я.

Семен ухмыльнулся.

– У вас есть сомнения? Никуда он не пошел. Я его уговаривал, умолял, чуть ли не на колени вставал. Но нет! В какой-то момент он как заорет: «Хитро придумали! Я в больницу припрусь, а там свидетели, подтвердят потом на суде, что признал Григорий Венев внебрачного сына. Ты получишь право на мое имущество. Да я не дурак. Не надейся! Все официально завещано Игорю, он единственный достоин моего капитала и дела». Ну я плюнул ему в рожу и ушел. Красиво расстались!

– Да уж, – крякнула я.

– Спасибо, Рома помог, – продолжал Хватайка, – он парик нацепил, костюм натянул и к маме в больницу пришел. Она совсем уже плохая была, Григория не помнила внешне, да и соображала из-за болезни туго, вот и сошло нам это представление с рук. Она перед Ромой за мое рождение покаялась, тот ее простил, умерла мама со спокойной душой. Очень надеюсь, что в той секте говорили правду и она сейчас в раю.