Ох, не скоро я еще туда попаду. Не скоро. Хорошо, если через год. Впереди съемки в фильме, впереди бой с Кассиусом Клеем (я так и не хочу звать его Мохаммедом Али), впереди много всякой работы – например, по созданию пилотного первого сезона «Выжившего». Сразу после Нового года включусь в работу по созданию первого сценария. А точнее – просто перепишу из своей головы тот сценарий, который имел успех в моем мире, в моем времени. Останется только подобрать участников.

А кроме всего прочего – нужно ведь и книги писать. Я ведь вообще-то писатель! Последние события, суета вокруг проектов настолько меня нагрузили, что я стал работать над книгой в неделю по чайной ложке! А это неправильно. Если долго не пишешь – это расслабляет, это влияет на качество текста. Потому хоть понемногу, хоть по три страницы в день, а надо писать.

Напишу, чего уж там. Дурная привычка писа́ть каждый день (ни дня без строчки!) въелась в кровь. Я все время чувствую эту тягу, этот зуд – писать книги, как пассажир остановившегося на полустанке поезда хочет, чтобы поезд двигался дальше, чтобы стучали колеса, чтобы раскачивался вагон и поезд мчался все дальше и дальше, унося его туда, где он обретет счастье. Как ему, пассажиру, кажется…

Ровно в ноль часов по нью-йоркскому времени мы подняли наши бокалы, в которые было налито французское шампанское (а чего мелочиться?!), сдвинули их и выпили. А потом закричали:

– Ураааа! Ураааа! Ураааа!

Ну а как еще кричать в доме русского человека? Уж точно не «Джеронимо!».

Мы ели, пили, снова ели, смотрели телевизор. Потом танцевали. Я хреновенько танцую, совсем даже не танцор – но постарался не ударить в грязь лицом. Перетанцевал со всеми нашими женщинами. Все они двигались прекрасно, да и сами были прекрасны. Как бывают прекрасны красивые женщины, которым удалось отхватить немного домашнего счастья. А разве это не счастье – встретить Новый год с любимым человеком, с друзьями, которые тебе дороги, и чтобы к Новому году у тебя в карманах бренчали кое-какие деньжата и завтра не пришлось думать, чем набить бунтующий от голода желудок и как проходить зиму в расползающихся старых ботинках. Так выпьем за то, чтобы в новом году все было у нас хорошо! Чтобы все были здоровы, счастливы и чтобы никогда у нас не переводились эти шуршащие красивые бумажки. Которые мы не любим, но без которых жизнь становится невыносима!

Я позвонил в Союз после новогодних праздников – прямо в издательство. Дождался первого рабочего дня и заказал номер Махрова. Тот снял трубку и буркнул в нее недовольным, хриплым, как от недосыпания, голосом:

– Слушаю! Говорите, черт… – И тут же спохватился: – Да-да, Махров у телефона!

– Это хорошо, что ты у телефона, а не в реанимации от отравления алкоголем! Старый бродяга! – хохотнул я в трубку, и Махров тут же подхватил:

– И не напоминай! Я пять минут назад чуть не выблевал! Я вчера в гостях так нажрался, что чуть не сдох, понимаешь ли! Кстати – виски жрал! Вот то, что с черной этикеткой! Ох и забористое! Как вы, американцы, эту дрянь жрете?!

– Спятил, что ли? – хмыкнул я, – какой я, к черту, американец?!

– Да уж доходят до нас новости, – хохотнул Махров. – То толпу бандитов перестреляешь, то Мохаммеду Али погрозишься морду набить. Даже по телевизору показали! Ну ты там и разбушевался! Вся Америка бурлит! Да и у нас тут… бурление. Ох, какое бурление!

– Все ради любимой Родины, все ради советского народа! – постным голосом пояснил я. – Прославляю советскую Родину! И только так! Как у тебя-то дела?

– Ну, как-как… встретил Новый год, потом продолжил встречать по гостям, вот теперь сижу, думаю, за что первое браться. И как заставить народ издательства работать. Они не хуже меня праздник-то встретили. Все квелые, тухлые… Сейчас бы пивка… В общем – праздник удался!

– Рад за вас, – грустно констатировал я. – Честно – ужасно хочу домой. Соскучился по России. По Союзу. Тут вроде и хорошо, но это совсем не дом. Совсем. И люди есть хорошие, но… дома лучше.

– Трудно тебе будет… после Америки-то! – хихикнул Махров, явно желая, чтобы не только у него было похмельное настроение. – Катаешься там на «Кадиллаках», устриц жрешь, шампанское «Вдова Клико» пьешь! А тут… ничего такого нет! Все просто!

– Устриц я не ем. Мне их жалко. «Вдова Клико»? А как встану, сразу бутылку открываю и прямо из горлышка! И в умывальнике у меня шампанское – я им и ноги мою. И прямо из окна прыгаю в «Кадиллак»! И поехал. Вот такова моя трудная писательская доля!

– Да, трудно тебе живется! – с нарочитым сочувствием поддержал Махров. – А вот насчет доли… ты ведь миллионер, мой друг. У тебя знаешь уже сколько на счету накопилось? А ты все не едешь, не забираешь! И между прочим – в сертификатах. Ну и в рублях. Тяжко тебе будет, когда приедешь! Чтобы пропить столько – одной жизни не хватит! Приезжай скорее – помогу тебе пропивать гонорары.

– Я знал, что ты не откажешь в помощи! Ты настоящий друг! – с чувством констатировал я, и оба захохотали.

– Ниночка там как? Ты ее еще не заездил, старый сатир? – отсмеявшись, спросил Махров.

– Ниночка готовится сниматься в сериале о Неде, – неожиданно гордо ответил я, – девушку главного героя будет играть! Тренируется в единоборствах, и очень успешно. Она ведь бывшая спортсменка, так что у нее все получается. Голливудская звезда будет!

– Как и ты! Слышали, слышали… роль будешь играть в фильме про Гарри? Читаем газетки вражеские – чисто ради того, чтобы знать, как вы там загниваете, мерзавцы – мелко- и крупнобуржуазные! Воняете, потихоньку загнивая?

– Аж смердим! – подтвердил я. – Ну что же, Леш, рад был тебя услышать. Очень рад. Жду, когда увидимся. С меня «Вдова Клико»!

– Две! И виски с черной этикеткой! – закончил разговор непоследовательный Махров. Если виски с черной этикеткой – зло, зачем его заказывать?

Мы тепло попрощались, пожелав друг другу в новом году самого лучшего, и я положил трубку.

Хорошо поговорили. Постебались, услышал голос на родном языке… родиной пахнуло. Чем дольше живу здесь, тем больше тянет домой. А может, все-таки рискнуть, слетать на родину? А к началу съемок и прилететь! Когда там «Неда» начинают снимать? В конце января? Слетаю на недельку и отдохну от Америки!

Я думал и при этом знал – не слетаю, не отдохну. Не могу рисковать. Вляпаюсь – не только себя подведу, но и людей, которые на меня рассчитывали. Руководство СССР запросто, ничтоже сумняшеся, объявит, что я решил больше не возвращаться в мир чистогана и золотого тельца и что не нужны мне их кровавые деньги, нажитые на эксплуатации трудового народа. Нет, это не какое-то оскорбление советской власти – я на их месте сделал бы то же самое, зная, кто я такой на самом деле. Слишком я ценный кадр для них. Потому – все средства хороши, чтобы удержать меня в Союзе. Гениальных ученых тоже не выпускали из Союза – по понятным причинам! Нельзя! Слишком ценны!

Пока власть не сменится, пока Шелепин не сядет на «трон», не поеду. Риск слишком велик. И при Шелепине велик, но с ним хотя бы можно договориться. Разумный мужик. Смотрит в будущее. Хоть и политик.