— Вижу, — процедил Ершов. — Ребят предупреди!

Сержант забормотал в микрофон шипевшей рации, исподлобья глядя вперед, где дорогу загораживал шлагбаум из кривого ствола акации. Возле него прохаживался десяток с автоматами наперевес, а поодаль, на обочине, выдавались куполки акалов — «вигвамов» местных кочевников, крытых шкурами и тряпьем. Их окружали изгороди из колючих веток с устрашающими колючками.

Рокоча, «Петербильт» подкатил к шлагбауму.

— Скажи Армену, пусть осмотрится, — негромко скомандовал Григорий. — Уж больно наглеют черные. Как бы чего не припрятали в кустиках.

— Уже! — кивнул сержант. — Ара передал, что сходит прогуляться.

Успокоено кивнув, Ершов опустил стекло и выглянул.

— Что случилось, командир? — спросил он развязно, капризным тоном «белого сахиба».

Чернокожий повращал белками, и важно ответил, приосанясь:

— Мы — досмотровая команда. Нам поручено проверить груз!

— Пору-учено? — затянул Григорий. — Это кем же?

Страж поугрюмел.

— Много болтаешь, белая силька![40] Плати, давай!

— За что? — вытаращил глаза старлей.

— За досмотр! — глумливо ухмыльнулся черный.

Зашипела рация.

— Товарищ старший лейтенант, — тихо заговорил сержант. — Справа два КПВТ и расчеты. Ара спрашивает, что делать?

— Гасить! — неприятно улыбнулся Ершов, и перешел на сомали: — А сколько возьмешь, командир?

— Сто долларов с машины! — выпалил черный страж.

— Двадцать.

— Девяносто! — разгорячился «начохр».

— Ладно, ладно! Двадцать пять.

— Товарищ старший лейтенант, — вмешался Юдин в торг. — Чисто!

— Восемьдесят! — азартно воскликнул сомалиец.

— Согласен!

Григорий отворил дверцу, и сошел, дружелюбно улыбаясь. «Стечкин» будто сам прыгнул в руку, и два выстрела слились в один. Пули легли рядом, разрывая черному бойцу его жадное сердце.

Полыхнули фары, слепя охранников, и на дорогу тяжело соскочил Юдин, разворачивая РПК. Пока подбежали бойцы Хусейна, очередь скосила половину «досмотровой команды». Трое или четверо бросились в пустыню, их догнали одиночные — стреляли «ниндзя» Армена Багирова. И тишина…

— Какая выучка! — впечатлился шейх. Склонив голову, выслушал доклад подлетевшего парнишки в одних шароварах да чалме из грязного полотенца, и озабоченно поцокал языком. — Плохо дело, «Халид». Нас остановили не простые солдаты, а «красные береты», гвардейцы Сиада!

Ершов пожал плечами.

— Войну не сохранить в тайне, джаалле Хусейн. Вот она и началась…

— Товарищ старший лейтенант! — донесся грубый голос из темноты. — Тут местные! Просят, чтобы их не убивали!

— Пастухи?

— Козлодеры… э-э… Козопасы!

— Скажи, если зароют убитых, мы их не тронем!

Неожиданно с востока накатил свистящий гул. Темная туша самолета с погашенными огнями пронеслась невысоко, пугая тощих коз.

— Наш борт, товарищ старший лейтенант! «Ан-24», по-моему.

— Сержант, — улыбнулся Ершов, — еще раз назовешь меня по званию, схлопочешь наряд вне очереди!

— Есть, товарищ командир!

— Два наряда.

— Да, Григорий, — исправился Юдин.

— По машинам!

Десятью минутами позже автоколонна затерялась в ночи. Боязливые пастухи, поглядывая на небо, откуда едва не слетела белая птица Рух, разбрелись, стаскивая мертвецов. Голоса кочевников звучали все громче, все веселей — столько богатств обрести за одну ночь! Оружие белые унесли с собой, но какие крепкие у солдат ботинки! А простреленную одежду женщины отстирают и заштопают.

— Ру-ух! — взвился отчаянный крик.

Огромная тень парила над пустыней. Раскинув белые крылья, птица ревела, с торжеством покрывая простор.

Пятница 27 ноября 1975 года, день

Первомайск, улица Шевченко

— Тысяча двести сорок рублей, — мама сгребла фиолетовые и красные купюры в аккуратную стопочку, и подвинула к Рите.

Девушка покачала головой.

— Лидия Васильевна, пусть они лучше у вас.

— Рит, — сказал я тихонько, — считай, это тебе папа передал.

— Да я понимаю… — Сулима крепко сплела пальцы, борясь с неловкостью. — Просто… я и так у вас живу, мешаю постоянно…

— Глупости! — энергично отпустила мама. — Ничего ты не мешаешь! А на мою Настю ты даже хорошо влияешь. Вон, как вчера убрались везде, сплошная чистота и сияние!

— Настя, бывает, даже меня не слушается, — ухмыльнулся я, — а с тобой ходит строем, как солдат за старшим сержантом!

На Ритином лице проступила улыбка.

— Ладно, — решилась мама и отсчитала сотню. — Топайте по магазинам, а я пока с ужином помудрю.

— Картошки принести? — вызвался я.

— Да не надо, есть еще… О! Сахару возьми. И яиц! Сделаешь нам шарлотку.

— Слушаюсь!

— Шагом марш!

Выйдя из подъезда, я покосился на Риту. Внешне девушка выглядела, как всегда — ослепительно, и только я отмечал в ней спад былой беззаботности. То взгляд потухнет, то уголки губ опустятся, то складочка нарисуется между соболиных бровок. Глухие переживания вершили свою подрывную работу в загадочной девичьей душе, черня мысли и подтачивая веру. Мне туго приходилось — Инна не выходила у меня из головы, ее соблазнительный фантом постоянно вился вокруг, ближе к ночи становясь мучительно осязаемым, а тут еще Рита!

— Выпрямись, — велел я, и девушка развернула плечи.

— Куда пойдем? — она взяла меня под ручку, и зашагала рядом, приноравливаясь к моей походке.

— В гастроном, — указал я курс. — А потом — в универмаг. У тебя белые трусики закончились.

— Еще же синие есть, — заулыбалась Сулима, и на ее щеках протаяли две приятные ямочки.

— Белые тебе больше идут.

Рита шаловливо стукнула меня рукой в варежке.

— Молчу, молчу… — бормотнул я, исполняясь смирения.

В гастрономе на углу держался спокойный гул, и очередей не стояло — явный признак, что ничего особенного не «выбросили». Я купил сахару, и плавленого сырку «Янтарь» в круглой коробочке. Не хуже «Камамбера», на мой вкус. Дюжая продавщица с красными бусами, лежавшими — именно лежавшими! — на мощном бюсте, отсчитала сдачу и неожиданно заулыбалась.

— Здравствуй, Ри-иточка! — пропела она.

— Здравствуйте, Нина Павловна, — смутилась Сулима.