Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Потом вы меня больше не увидите! – с некоторым злорадством сообщила Валя. – Я увольняюсь.
– Куда?
– Никуда! Надоело мне работать, буду дома сидеть.
– Но... но это же скучно!
– Кому как.
– Это ваш муж вас заставил? – прищурил глаза Герман.
– Нет, это мое решение.
– Неправда...
Валя вдруг разозлилась:
– Да что вы ко мне пристали, вообще! В любом случае не ваше дело – мое это решение или не мое...
– У вас очень жестокий муж, – тихо произнес Герман Коваленко. – Он вас не бьет, случайно? Он похож на средневекового феодала, который привык держать своих близких в абсолютном подчинении...
– Герман, вы потому так говорите, что однажды мой муж посадил вас в сугроб! – ехидно напомнила Валя. – К вашему сведению, мы пятнадцать лет вместе, и он меня ни разу и пальцем не тронул...
Они сидели на заднем дворе – здесь был небольшой палисадник. На клумбах заботами Леонарды Яковлевны, росли оранжевые тюльпаны.
До открытия библиотеки оставался целый час. Валя явилась пораньше, но другие сотрудники еще не успели прийти, а ключи были у заведующей или у Натальи. Каким образом здесь оказался Герман Коваленко, Валя не знала.
– Вы ведь тоже пишете. Или я и в этот раз ошибаюсь? – опять спросил он.
– С чего вы взяли?
– Вы так внимательно слушали Юлия Платоновича... как будто его советы и для вас были важны.
– В общем, вы не так уж далеки от истины, – пожала плечами Валя. – Не так давно я дала почитать Истомину одну свою рукопись, но он разругал ее в пух и прах.
– Да-а? – страшно удивился Герман. – А я-то думал, что хуже меня в этой студии никого нет!
– Похвальная скромность! – засмеялась Валя. – Юлий Павлович даже напомнил мне старую истину – если можешь не писать, не пиши.
– А вы – можете?
– Не знаю... Наверное, могу и не писать. Правда, почему-то до сих пор продолжаю придумывать всякие истории, сюжетные ходы, героев, – призналась она. – Нет, я не могу не писать – это для меня что-то вроде психотерапии, я уже поняла. Я буду сочинять свои истории дальше, правда, уж больше никому их не покажу.
Герман посмотрел на Валю с изумлением.
– Валя, мне кажется, вы не правы! – с укором воскликнул он. – Нельзя полностью доверять Истомину. Он старый алкоголик, и время от времени на него находит... А вы видели, как он завидует Гликерии Петровне – только потому, что она нашла себя в этой жизни, а он – нет?..
– Юлий Платонович – алкоголик? – удивилась Валя. – Он просто несчастный больной человек, не смирившийся со звериными законами капитализма, выражаясь газетным языком...
– Еще какой пропойца! – с азартом принялся доказывать Коваленко. – Вы, Валя, наивны, как дитя...
– Или как божий одуванчик? Правда, так принято называть старушек, но моя подруга однажды назвала меня «божьим одуванчиком»... – засмеялась Валя.
– Божий одуванчик... – с улыбкой пробормотал Герман. – Нет, вы не одуванчик, вы какой-то другой цветок... Вы – лилия. Белоснежный цветок со сладким дурманящим запахом, от которого кружится голова... Невинность и царственная красота.
– Я не люблю лилии, – призналась Валя. – К тому же глупо сравнивать с лилией женщину, которой давно за тридцать.
– Вам и тридцати-то не дашь... А какие цветы вы любите? – Герман посмотрел на клумбу перед собой.
– Помню, давно у нас на даче росли купавки... Это такие желтые цветы. Впрочем, я даже не помню, пахнут они или нет... – задумалась Валя.
– Я не знаю таких цветов, – признался Герман. – Надо заглянуть в специальную энциклопедию. Купавки...
– Вы странный.
– И вы, Валя, – довольно улыбнулся тот. – Не люблю нормальных людей, которые действуют и говорят по правилам. У меня тетка работала доктором в психиатрической клинике, так она утверждала, что нет никого нормальнее людей с легкой чудинкой, а все те, кто прячется за образцово-показательным забором, – психи и извращенцы. Мнение профессионала, между прочим!
– Что ж, будем надеяться, что ваша тетя не ошиблась с выводами... – опять засмеялась Валя. – Хотя, я слышала, сумасшествие иногда бывает заразным.
– Моя тетя была в полном порядке! – шутливо нахмурился Герман. – Нормальная тетя с легкой чудинкой...
– Мы говорили об Истомине, – напомнила Валя. – Так почему же вы считаете, что я не должна ему доверять?..
– Юлий Платонович, конечно, милейший человек, но... Почему бы вам не отнести вашу рукопись в издательство? – вдруг выпалил Коваленко. – Что вы теряете, а?
– А смысл? – отвернулась она.
– Смысл в том, что там она может понравиться.
– Не может!
– А вы попробуйте, – настойчиво повторил тот.
– Мой муж говорит...
– И на мужа тоже наплюйте! Вы свободны, свободны – от мнения Истомина, от мнения своего мужа, от подруги Лены...
– Лиды, – поправила Валя.
– ...Лиды и всех прочих!
Валя с удивлением посмотрела на Коваленко и вдруг произнесла:
– Хорошо.
– Валя... Слушайте, а давайте поедем вместе!
– Куда?
– Ну в издательство...
– Вы тоже хотите отдать туда свою рукопись?
– Нет. Я уже понял – писатель из меня никакой... – захохотал Коваленко, обеими руками зачесав светлые волосы назад. – Я, пожалуй, тоже брошу эту студию...
– Так зачем же вы вообще в нее пришли?
– Затем, что захотелось узнать, на что я способен. Выяснилось, что литератор из меня не получится.
– Теперь пойдете в художественную студию, чтобы узнать, нет ли у вас способностей к рисованию? – насмешливо спросила Валя.
– Нет, нет! Я уже нашел, чего мне не хватало, – загадочно ответил Коваленко. – Все оказалось проще и гораздо сложнее...
– Что же? – тронула его за руку Валя. – Признавайтесь!
– Не скажу... – ответил он, глядя ей прямо в глаза. – То есть – пока не скажу. Вы не поймете. Еще рано...
– Скажите! – потребовала Валя. – Потом мы можем не встретиться!
– Нет, мы еще встретимся... Обязательно. Я узнал у Леонарды Яковлевны ваш домашний телефон.
– И она дала?!
– Дала, – довольно произнес Герман Коваленко. – Я ей наврал, что занял у вас денег и теперь должен их вернуть.
– И она поверила этой чепухе? – возмутилась Валя. – Ничего более бессмысленного и невероятного нельзя было придумать! Сказали бы лучше, что я заняла у вас денег...
– Чем невероятнее, тем убедительнее, – многозначительно поднял палец Коваленко. – Впрочем, это все ерунда, я в любом случае узнал бы ваш телефон – если не через заведующую, то каким-нибудь другим образом.