Хотя эта форма патологии выходит за рамки данной книги, важно все же сказать о ней несколько слов, чтобы избежать диагностических ошибок.

Может статься, что у ребенка, страдающего ранним личностным расстройством, параллельно развиваются интеллектуальные способности, превышающие норму.

Это значит, что эти способности развились как защитный механизм. При помощи своего интеллекта такой ребенок создает защитный барьер от болезненной и разрушительной внутренней тревожности. Для него избыточное внимание к интеллектуальной области – это способ отстраниться от бурь, которые бушуют в сфере эмоциональной. Как правило, в тестах на интеллектуальный уровень такой структуре личности соответствуют высокие показатели в вербальных субтестах и низкие показатели в субтестах на эффективность. Только полное психологическое обследование вкупе с углубленным клиническим может в этом случае подтвердить диагноз.

В детстве за высоким уровнем интеллекта у ребенка могут скрываться некоторые личностные расстройства. Какие-то из них могут привлекать внимание, как, например, резкие перемены настроения, поведенческие проблемы и сложности с адаптацией, но ребенку все же удается с горем пополам преодолеть эти перипетии детского возраста.

Однако в отрочестве личностное расстройство становится более заметным, а интеллектуальные усилия – менее действенными. Их функция как защитного механизма ослабевает, и психологическая уязвимость личности проявляется все сильнее. У таких подростков могут, соответственно, возникать тяжелые формы патологической декомпенсации, требующие помощи специалиста.

Не выявить защитный характер интеллектуальной сверходаренности в таких случаях – значит серьезно навредить психическому развитию ребенка. Диагностическая ошибка может лишить его необходимого лечения и психологической помощи, которая должна быть оказана ему в раннем детстве, чтобы избежать более серьезной декомпенсации в отрочестве.

Часто бывает, что о своей сверходаренности подросток узнаёт по окончании обследования, которое проводится из-за серьезных и не поддающихся устранению неприятностей в школе. Подросток – а они, как вы понимаете, вообще редко ведут себя покладисто, – ворча, является на консультацию, раздраженный и обиженный на своих родителей, которые его «притащили к этому психологу». Перспектива пройти обследование не вызывает у него ни малейшего энтузиазма. Но, возможно, он легче согласится на это, если объяснить ему, что все это нужно, чтобы он узнал, как он, собственно, устроен, и что это обследование даст ему ключ к пониманию работы его собственных механизмов. Работая с подростком, обязательно нужно ему объяснять, что речь не идет о чьем-то вторжении в его внутренний мир, что поскольку это его обследование, то и результаты будут принадлежать ему, а тесты – это просто инструменты, предназначенные для его личного пользования.

Диагностирование интеллектуальной сверходаренности у подростков вызывает обычно серию реакций, которые можно сгруппировать в три основные фазы.

Сообщение, что он умен и даже очень умен, вызывает у подростка приятное волнение и эйфорию: внезапно у него возникает позитивная самооценка. Новый, позитивный образ собственного «Я» резко контрастирует с тем, который имелся раньше у него самого, и с тем, что транслируют ему окружающие.

Его прошлое, прошлое ребенка-неудачника, постоянно сталкивающегося с какими-то проблемами, весь опыт «трудного ребенка» мгновенно разлетаются в пух и прах, и возникает новый образ, почетный и многообещающий. Все это воздействует как катализатор и на его школьные результаты, и на уверенность в себе, и на отношения с окружающими.

Объявление результата диагностики благотворно влияет на восстановление самооценки. Но этот эффект недолговечен, и об этом лучше знать заранее. Когда первые восторги схлынут, наступает период подавленности, потому что подросток теперь совсем не понимает, какой он и что делать дальше.

После первой эйфории всегда наступает фаза гнева, который может быть очень сильным. Подросток злится на всех на свете. На собственных родителей, которые не смогли заметить его особенности, на школу, где у него сплошные неприятности, на всю систему, которая не приспособлена к таким детям, как он, на психолога с «его идиотскими тестами». И даже на свой интеллект – эту «дебильную штуку, которая вообще ничего не стоит». На этом этапе подросток непременно будет оспаривать значимость тестов, само определение интеллекта и надежность диагностики. Ему сложно смириться с тем, что он мог так сильно ошибаться в себе самом, что ему смогли внушить представления о себе, столь далекие от реальности, а больше всего он злится на себя – из-за того, что он этой реальности не замечал. Даже если у него и было смутное чувство, что он чем-то отличается от остальных, он никогда не понимал сути этих различий. И он раздосадован и уязвлен собственной ошибкой. Поэтому он предпочитает защищаться, обвиняя весь мир и в первую очередь этот хваленый интеллект, который он теперь уже считает причиной всех своих несчастий. Он не рад своей особости, о которой ему сообщили, ведь для подростка главное значение имеет принадлежность к группе и принятие его этой группой. И он совершенно не хочет быть особенным, теперь уже не хочет, уже слишком поздно. В подростковом возрасте быть не таким, как все, совершенно невыносимо. Поэтому недовольство будет бурным.

Работа по принятию и освоению результатов диагностики часто оказывается более долгой, чем предполагалось, и на этом пути имеются ловушки, из которых нужно уметь выбраться. В конце концов оказывается, что, узнав результат диагностики, подросток стал более уязвимым. Возникает резкий разрыв со всеми представлениями о собственной личности, которые у него имелись. Теперь их надо формировать заново. И это мучительно и трудно. Нужно научиться использовать новые ресурсы, чтобы действовать по-новому, создать новый образ себя и новые жизненные планы.