к тому времени ставшей королевой Дании, предложив переселить племянников королевы в одно из глухих мест в Датских владениях.

В результате переговоров было определено место поселения – городок Горсенс (ныне Хо́рсенс), что располагался на востоке полуострова Ютландия, и, как говорится в «Википедии», «в ночь на 30 июня на фрегате “Полярная звезда” принцы и принцессы отплыли от берегов России, щедро снабжённые одеждой, посудой и прочими необходимыми вещами. Для содержания их в Горсенсе Екатерина II назначила каждому из них пожизненную пенсию в 8000 рублей. Эта сумма выдавалась от русского двора полностью по 1807 год, то есть до кончины последней представительницы этого семейства».

К началу XIX века в живых осталась одна Екатерина Антоновна. В 1803 году она, уже в возрасте 64 лет, обратилась с письмом к императору Александру Первому, умоляя разрешить ей вернуться в Россию и жалуясь на притеснение местных властей. «Я плачу каждый день, – писала она на русском языке с огромным количеством орфографических и стилистических ошибок, – и не знаю, за что меня послал сюда Бог и почему я так долго живу на свете. Я каждый день вспоминаю Холмогоры, потому что там для меня был рай, а здесь – ад».

Можно себе представить, каково ей было на прогнившем, беспринципном и лицемерном Западе, если ссылка, а ссылки в России не были лёгкими, казалась раем. Император ничего не ответил. Екатерина Антоновна умерла в 1807 году. На том и прервалась окончательно оставшаяся ветвь, имевшая хоть какое-то отношение к Романовым.

Но я забежал далеко вперёд. В годы царствования императрицы Елизаветы Петровны ещё здравствовали и её племянник, и правнук царя Ивана Алексеевича, единокровного брата Петра Первого. Может, конечно, слово «здравствовали» и не совсем здесь подходит. Несостоявшийся Иван VI, конечно, не мог отличаться ни физическим, ни нравственным здоровьем, не был здоров и великий князь Пётр Фёдорович. Сохранились донесения английских и французских послов, которые прямо сообщали своим правительствам, что он вряд ли доживёт до того момента, когда настанет час ступить на престол.

Ничего удивительного. Когда писались эти донесения, императрице не было и пятидесяти лет. Но здоровье её, как бы она ни молодилась и как бы ни скрывала накопившиеся от весёлой жизни болячки, оставляло желать лучшего. В годы Семилетней войны даже сражения на театре военных действий порой зависели от состояния императрицы. Когда здоровье ухудшалось, боевые действия затухали, поскольку некоторые военачальники опасались того, что вот-вот взойдёт на престол приверженец прусского короля Фридриха Второго Пётр Фёдорович. Но едва становилось лучше, боевые действия активизировались.

Историк Вольдемар Балязин в книге «Тайны дома Романовых» писал о том, что к лечению императрица относилась не очень серьёзно, хотя и боялась смерти:

«Врачи давали ей лекарства, и она их принимала, но когда те же врачи давали ей благие советы, требуя воздержания в пище и питье, она отмахивалась от целителей, как от надоедливых мух, и продолжала вести себя как прежде, отказавшись только от парадных обедов, балов и дворцовых выходов. Затем вдруг впала в другую крайность – перестала употреблять скоромную пищу. В марте 1760 года её врач Пуассонье приходил в отчаяние потому, что Елизавета Петровна, ссылаясь на Великий пост, отказывалась выпить бульон, предпочитая греху грозящую ей смерть от отёка легких».

Долгое время состояние здоровья удавалось скрывать от общества. Истинное положение знали только Алексей Григорьевич Разумовский, Иван Иванович Шувалов и ещё некоторые, немногие приближённые придворные.

Историк Н. И. Павленко отметил: «Первый припадок зарегистрирован осенью 1744 г. Случались они и позднее, но без ощутимых последствий… Самый сильный приступ случился 8 сентября 1756 г. В этот день Елизавета Петровна отправилась в приходскую церковь в Царском Селе. Едва началась обедня, как императрица почувствовала себя дурно и молча вышла из церкви. Сделав несколько шагов, она потеряла сознание и упала на траву. Никто из свиты её не сопровождал, и она долгое время лежала безо всякой помощи в окружении толпы окрестных крестьян. Наконец появились придворные дамы и доктора, принесли ширму и канапе и тут же пустили кровь. Процедура не помогла. Всё это продолжалось свыше двух часов, после чего императрицу унесли на канапе во дворец, где в конце концов ей вернули сознание и выходили. И потом хворь посещала её довольно часто: то её лихорадило, то шла кровь носом».

Борьба у трона резко обострилась. В эту борьбу оказалась втянутой и великая княгиня Екатерина Алексеевна.

Екатерина умница, «а мой племянник – дурак!»

Вот как описывает обстановку последних лет царствования императрицы Елизаветы Петровны автор «Истории Екатерины II» А. Брикнер:

«Мало-помалу вопрос о том, что будет с Россией после кончины императрицы (Елизаветы Петровны), становился жгучим, животрепещущим. При слабом здоровье Елизаветы, при постоянно возобновляющихся и опасных припадках нельзя было не заняться этим вопросом… Пётр сближался преимущественно с лакеями, егерями и псарями. Екатерина… служила предметом внимания наиболее выдающихся сановников, которые, ввиду предстоящей перемены на престоле, искали расположения Екатерины… С особенно напряжённым вниманием английский дипломат Уильямс наблюдал во время начала Семилетней войны за настроением умов при русском дворе. Он сообщал в донесениях своему правительству, что Великая Княгиня весьма деятельна, что её очень любят, но что некоторые люди её боятся; что лица, приближённые к Императрице, стараются сблизиться с нею. То были Разумовские и Шуваловы… Предложение (от Шуваловых. – Ред.) было сделано сперва через князя Трубецкого, потом через племянника его, Ивана Ивановича Бецкого. Екатерина отвечала, что согласна сблизиться с Шуваловыми, если они будут вполне содействовать её видам… Шуваловы были важны Екатерине вследствие близких отношений к Императрице Елизавете…»

Как видим, Иван Иванович Бецкой играл немаловажную роль и в решении вопросов, касающихся будущего России. Правда, великая княгиня Екатерина Алексеевна не спешила привлекать его непосредственно к перевороту. На него были другие виды. Екатерина ждала ребёнка от Орлова, и она, зная о том, что Пётр Второй благоволил к Бецкому, рассчитывала, что в случае неудачи он уцелеет и сможет взять на себя заботу о внуке.

Переворот в любом случае дело рискованное. Но в то же время, как показывали события, необходимое.

А. Г. Брикнер, подробно охарактеризовав деяния Екатерины, сделал вывод: «Из всех этих данных видно, каким образом Екатерина была занята мыслью о будущем своём царствовании. Нет сомнения, что тогда уже она мечтала о возможности устранения Петра».

Императрица Елизавета Российская в черной мантилье. Художник П. А. Ротари

В 1757 году французский дипломат писал: «Один Бог ведает, кто будет наследником в случае смерти Императрицы, что может случиться внезапно и даже не считается отдалённым, судя по состоянию здоровья Её