– Спустилась. Но, кажется, лифт сломался, и, боюсь, подниматься мне придется пешком.

– Кто вы? – спросил Валентин.

– Я из сто шестой квартиры. Зовут меня Мария Александровна Любимова. Можно просто Маша. А вас?

– Валентин Пак. Я из двести четыр…

Свет в кабине лифта погас.

– Черт! – воскликнула Маша. – Теперь он точно сломан!

Она пробежалась пальцами по клавишам панели, снова чертыхнулась, вышла из кабины и взглянула на Валентина снизу вверх. В тусклом свете дежурного освещения ее глаза показались Паку почти черными.

– Что вы делаете в подвале, Валентин? – спокойно спросила она.

Он невесело усмехнулся:

– Пытаюсь найти выход.

Маша вздохнула:

– Ясно. Уже начали отмечать?

– Что? – не понял он.

– Новоселье, что же еще. Побежали за «догоном» и промахнулись этажом?

Он наконец сообразил, что она имеет в виду:

– Постойте… Так вы думаете, что я пьян?

Маша насмешливо посмотрела на него:

– Вы стоите в подвале, в грязной рубашке, с помятым лицом. Я высказала самую правдоподобную версию. Однако… я вижу, что ошиблась. – Она сунула руку в карман плаща и достала пачку дорогих сигарет. – Рассказывайте, что с вами произошло. А я пока закурю.

Пак смотрел, как она вставляет в губы тонкую коричневую сигарету с золотым ободком, прикуривает от золотой зажигалки. Появление в подвале этой хрупкой блондинки с темными проницательными глазами было настоящим чудом. Она казалась ему кем-то вроде ангела.

Между тем Маша выдохнула облачко дыма, посмотрела сквозь него на Валентина и уточнила:

– Вы так и будете поедать меня взглядом или начнете рассказывать?

– Я расскажу, – сказал Пак. – Только дослушайте меня до конца. Даже если подумаете, что я сумасшедший.

– Хорошо, – просто сказала она.

И он начал свой рассказ, внимательно наблюдая за реакцией женщины. Она была именно такой, какую он ожидал: Маша то бледнела, то хмурила брови, то вскидывала их. Было видно, что она поражена до глубины души. Но, когда спустя несколько минут Валентин замолчал, Маша лишь деловито уточнила:

– Вы хорошо проверили все двери и окна?

– Да, – сказал он. – Окна невозможно разбить. Двери затянуты стальными листами.

– И никакого персонала в доме нет?

Он покачал головой:

– Никакого.

Маша нахмурилась:

– Все это странно. Я бы с ходу объявила вас лгуном, но мой мобильник не работает, и теперь я понимаю почему.

– Вы полицейский? – спросил вдруг Валентин.

Она посмотрела на него заинтересованным взглядом:

– Почему ты так решил? – спросила она вдруг, перейдя на «ты».

– Не знаю. Просто вы похожи на полицейского. Хоть вы и женщина. Так я угадал, вы из полиции?

– Да. Я работаю в уголовном розыске.

– И… что мы будем делать дальше? – с надеждой спросил Валентин.

– То же, что вы делали, пока не появилась я. Искать выход. Но для начала давай слегка пораскинем мозгами, пока они у нас есть.

Маша достала из кармана плаща два листка. Один из них она протянула Валентину:

– Взгляни. Я нашла это в лифте.

Пак взял листок и посветил на него мобильником. Это был клочок старой книжной страницы. Бумага отсырела и заплесневела, буквы были размазаны.

– Тут не по-русски… «Хок эст лабиринтум»… Это латынь!

– Похоже на то. Посмотри на рисунок. Может, ты где-нибудь встречал такой же?

Валентин вгляделся в выцветший, полуразмазанный рисунок рядом с текстом. На нем был изображен лабиринт, состоящий из рваных концентрических кругов, а в середине – что-то вроде воронки.

– Нет, такого я раньше не видел, – вздохнул Пак. – По крайней мере, понятно, что здесь говорится о каком-то лабиринте. И еще очень часто повторяются два слова. Вот, посмотрите…

Валентин показал пальцем и проговорил:

– «Виктима». Оно тут в каждой строчке. И еще вот это… – Он сдвинул палец. – «Сакрифицент». Оно тут встречается три… нет, даже четыре раза. И, кажется, я знаю, что означают эти слова.

– И что же?

– До того как пойти на альтернативную службу, я учился на фармацевта. Правда, недолго, но сотню слов из латинского словаря заучил. «Виктима» – это значит жертва. А «сакрифицент» – жертвоприношение.

– Жертва, жертвоприношение, – повторила Маша задумчиво. – Кое-что прорисовывается, очень смутно. Жаль, что здесь нет Глеба.

– Кого?

Маша невесело улыбнулась:

– Одного моего знакомого, который неплохо разбирается в латыни.

– Да, жаль, – согласился Валентин. – Надеюсь, и вы разберетесь. Потому что в противном случае нам придется остаться в этом подвале навсегда.

– Я постараюсь этого не допустить, – сказала Маша. – А теперь посмотри на рисунок справа. Здесь изображены псы. Видишь? Их силуэты можно различить.

– Да, – неуверенно проговорил Валентин. – Похоже на собак.

– А ты говорил, что слышал звериный вой и топот лап, верно?

Валентин покачал головой:

– Это были не собаки. Собаки лают. А те только выли и рычали.

– Есть собаки, которые не лают, – сказала Маша. – Слышал когда-нибудь про басенджи?

– Нет. А что это?

– Африканская охотничья собака, которую используют для загона дичи. Порода очень древняя.

– Басенджи, – растерянно повторил Валентин. – Откуда они здесь могли появиться?

– Ну, сами-то они вряд ли сюда прибежали, – усмехнулась Маша. – Их привезли.

– Кто?

– Полагаю, те, кто организовал нам эту веселую ночь. Чтобы устроить все это, нужны большие деньги. Ты согласен?

– Да… Наверное.

– Ты упустил еще одно слово, которое часто повторяется в тексте.

– Какое?

– Вот, посмотри. – Она отчеркнула острым, ухоженным ногтем слово «quindecim». – Я не сильна в латыни, но это слово означает «пятнадцать», верно?

– Верно, – согласился Валентин.

– И слово это стоит рядом со словом «виктима». Следовательно, мы вполне можем допустить, что здесь говорится о пятнадцати жертвах. Ты со мной согласен, Валентин?

– Пожалуй, да.

Маша протянула ему второй листок, который до сих пор держала в руке.

– А вот это – список тех, кто сегодня въехал в дом на «ознакомительное проживание». Посмотри!