Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но, к счастью, все случилось так как случилось.
— Какие вопросы? — спросил меня Береславский, когда я сел в его машину.
— Только один. И довольно выгодный.
Может, я зря сосредоточился на его алчности. Потому что профессор никак не среагировал.
— Хорошо, — зашел я с другого конца. — Сделайте это для Наргиз. Сейчас прошу только о ней.
— Что именно? — наконец он выказал интерес.
— Мы с ней скоро уезжаем. Деньги переведены.
— Знаю, — сказал Береславский, чтоб я быстрей переходил к сути. Я и перешел.
— Если меня грохнут, здесь или по дороге, Наргиз не сможет их получить.
— Почему? Ты не съездил к тому деятелю второй раз?
— Съездил. Документы оформил. Паспорт Наргиз вписал.
— Ну и в чем дело?
— Она выросла в кишлаке. Или в ауле. Она не знает, где Каймановы острова.
— Я тоже не знаю, — парировал Береславский. — У меня всегда было плохо с географией. Зато летчик знает. И кассирша в авиакассе.
— Слушай, партнер! Ну что, мне перед тобой на колени становиться? Хочешь — встану. — Ради Наргиз мне было не западло встать на колени ни перед кем.
— Не хочу, — испугался партнер.
— Я люблю ее, — сказал я. — Никогда никого не любил. Даже, наверное, мать. А ее вот — люблю.
— Так в чем просьба? — Похоже, он наконец понял, что речь вообще не обо мне.
— Если Наргиз останется одна, отвези ее к деньгам сам. Возьми себе часть, какую — тоже реши сам. Только отнесись к ней по-человечески. Не как ко мне.
— Я к тебе не по-человечески отношусь? — не понял он.
— Замнем, — предложил я, чтобы не усложнять. — Ко мне все относятся не по-человечески. Да я, в общем-то, и не человек. — Последнюю фразу я произносить не собирался. Она вырвалась сама. Проклятые Туровы. Проклятые друзья детства. Проклятая жизнь.
— Короче, — прервал мои мысли партнер. — Если тебя убьют, я помогу Наргиз получить деньги, так?
— Так, — облегченно выдохнул я.
— А как я узнаю о ее проблемах?
— У нее есть ваш телефон. Если дадите еще контакты, мне будет спокойнее.
— Хорошо. — Береславский достал визитку и дописал в нее дополнительные телефоны, мейлы и скайп. — Хоть один, но сработает. До меня обязательно дойдет.
— Спасибо, — сказал я. У меня действительно с души гора свалилась. Впервые за долгие годы стало легко.
— Все же тебе лучше выжить, — подумав, сказал партнер. — Вряд ли ты ей миллионы оставишь. Да и не только в деньгах дело. Так что лучше будь рядом. Хотя бы первые несколько лет.
— Я постараюсь, — сказал я. — Девочка вон через полгода родится. Я знаю, что это такое — ни разу не увидеть отца.
— Поздравляю, — после паузы сказал Береславский. — Если воспитаешь человеком — считай, искупил.
— Все искупил? — как дурак, с надеждой спросил я. Все-таки профессор на меня оглупляюще действует.
— Вряд ли все, — вздохнул профессор. — Но тогда твое существование станет осмысленным.
Черт, он нашел точное слово. Не зря профессор. Раньше в моей жизни не было смысла.
Теперь — есть.
По-хорошему, теперь мне не надо ехать по адресу, указанному в булатовском конверте. Потому что это — не главное. Это — из прежней жизни, которая не имела смысла.
Но прежняя жизнь не отпускает мгновенно.
Вот почему я поеду.
Впрочем, это уже никак не касалось Береславского. Он просто вежливо ждал, пока я додумаю свою думу.
Вернувшись домой, отдал драгоценную визитку жене.
Заставил выучить наизусть все многочисленные цифры.
Удивительно, но на это у нее ушло всего несколько минут. Даже испугался — может, она с такой же скоростью их и забудет?
После обеда — овощной суп, тушеное мясо, морс, я никогда так вкусно не ел — заставил ее повторить цифры. Не ошиблась ни разу.
Ближе к вечеру стал собираться.
Зайдя в ванную, проверил оружие и сам себе перевязал руку. Наргиз не должна знать о моем ранении. Она и так слишком много в своей жизни слышала плохих новостей. Там же, в ванной, выпил очередную таблетку ампициллина. Запил из-под крана. Вроде ничего не указывало на воспаление, пуля прошла насквозь. Но береженого бог бережет. Написано: курс пять дней — буду пить пять дней. Глядишь, дочь Наргиз будет знать своего отца.
Жена села в уголок, на табуретку, и исподлобья следила за мной.
Типичная для нее манера поведения.
Типа, ничего не могу поделать, но не одобряю.
Я подошел к ней, поцеловал в макушку. Почему-то мне это чертовски приятно. Не менее приятно, чем в губы. Может, потому что этот поцелуй — точно без секса. Чистая любовь.
Прежних своих баб я никогда не целовал в макушку. Там был чистый секс.
— Я ухожу в одиночку последний раз, — сказал я Наргиз. — Потом мы всегда будем вместе.
— Честно? — спросила она.
— Честно, — ответил я.
— Таблетку не забыл выпить? — сказала уже у дверей жена.
Вот тебе и все мои тайны!
Тяжело что-либо прятать от женщин.
К Полею ехал на моторе. Старался ловить южных. Точно никуда не донесут. Правда, уже в Москве был забавный инцидент. Ловил тачку в сильно безлюдном месте, по ночному времени. Машина — тонированная «шестерка» — тормознула, но я увидел, что на заднем сиденье — еще человек. Причем так пригнулся, чтобы быть минимально заметным.
Я этого не люблю. Жестом показал им ехать дальше.
Тогда водила стал прямо орать, что, мол, раз остановил — садись. Пришлось показать им «тульского Токарева». С глушителем он выглядит еще красивее.
Горцы все поняли правильно. «Шестерка» взвыла мотором и с заносом ушла по шоссе.
Впрочем, нынешний водитель — пожилой небритый грузин — грабить меня явно не собирался. Мужика больше волновало, чтобы я его не ограбил.
Жизнь у него точно несладкая. Вкалывает на чужбине, наверняка содержит семью. Да к тому же лицом отвечает за действия швали, собравшейся в столицу со всего бывшего СССР.
Остановился примерно за километр до назначенного адреса. Теперь уже и не понимаю, как я раньше обходился без навигатора и спутниковых карт.
Поселок охранялся, но — таджиками. Без оружия и запуганными до глубины души.
Я показал им удостоверение, у меня их много, они сами провели на территорию.
Впрочем, дача полеевского донора оказалась совершенно автономной территорией, со своими камерами слежения и охраной.
Под камеры лезть не стал. Ни к чему.