Он обнаружил его даже легче, чем ожидал, и подумал, что эти опаснее. Он даже не понял – чем. Просто опаснее, и все тут – может быть, тем, что не курили, а выжидательно замерли в тени кинотеатра и были собраны и насторожены. Их даже было бы трудно заметить, если бы не блеск часов, на которые один из них периодически поглядывал, вскидывая руку и отворачивая манжет униформы.

Они явно чего-то ожидали. Быть может, вечерней инспекции, смены или еще чего-то. Потом один из них осторожно высунулся и посмотрел в сторону площади.

Ну, конечно же, и эти были новичками. Желторотыми, неопытными, прошедшими самое большее – курс обучения в какой-нибудь марсианской спецшколе, где раздел человеческой психологии ведет бумажный червь-теоретик, едва ли читающий даже отчеты экспедиций.

Желторотые и наглые, но до смерти напуганные – точно, и от этого не менее опасные. И связь они держали визуальную дальше по улице, где, должно быть, находился еще один пост.

Он наблюдал за ними минут десять, все время отбрасывая мысли, что где-то справа должна быть еще одна пара. Они просто обязаны быть там. И это его волновало больше всего. Но сколько ни изучал дома напротив, ничего так и не обнаружил, и решил, что на этот раз интуиция его подвела.

Солнце садилось, и Он ждал. Теперь те, с площади, пустят машинку и, может быть, даже сделают снимок улиц, а потом будут анализировать и воображать, что совершили важное дело, запечатлев в пространстве его след.

Валяйте, подумал Он, только побыстрее.

«Бух-х-х… Бух-х-х…» – совсем рядом рушились балконы. Клубы пыли таяли в воздухе.

Он устроился в книжной лавке. Он никогда не пользовался этим местом, но лавка оказалась удачным наблюдательным пунктом, и отсюда можно было видеть часть центральной улицы, весь рынок и вдали – площадь с грудой ржавых машин с уже привычным голубоватым туманом у самого основания троллейбусных дуг. Если присмотреться, то можно было обнаружить, что туман все время переливается, словно вытекает снизу и струится вверх. Когда-то в бинокль Он насчитывал от пяти до двадцати пересекающихся потоков и не был уверен, что правильно подсчитал.

В магазине пахло библиотечной пылью и сыростью. Когда-то, в самом начале, Он имел привычку возить с собой небольшую библиотеку, пока не обнаружил, что почти в любом городе можно было найти нужную книгу. Но от этого они не утратили для него ценности. Он и сейчас осторожно и почти любовно снимал их с полки и перекладывал на пол. Так было удобнее стрелять – полка была прекрасной подставкой для Громобоя.

Потом издали, жужжа, вынырнула машинка и побежала по своему обычному маршруту, разбрасывая голубые искры и сверкая зеркальными антеннами и сферическими зеркалами.

Он подождал, пока звук не смолкнет где-то за спиной. Он знал, что примерно через час процедура повторится, но тогда это уже будет неважно, потому что за час стемнеет и может случиться все что угодно, а может и не случиться. А все теперь зависело только от него самого.

Он точно вымерил расстояние.

Патрульные держали себя даже несколько вызывающе – высунулись из тени и во всю демонстрировали свою портупею.

Он огорчился, что переоценил их способности, и подумал, что пока здесь для него нет достойных противников. И уже перед самым выстрелом понял, что эти двое еще и старой модели, потому что на ногах у них были платформы, а одежда сидела на них, как фольга, и были они какие-то картонные, ненастоящие. Но все равно прицелился и выстрелил – бесшумно и незаметно. И наблюдал, как они втягиваются в розовый шар, а потом нагнулся, чтобы поставить книги на место.

В следующее мгновение на него дождем посыпались книги и рухнула полка, и только потом Он услышал свистящий звук и удар, а потом еще один звук крошащегося стекла и еще удар, и увидел, как стену касательно прорезает голубоватый луч. Инстинктивно отпрянул в сторону, шарахнулся вглубь магазина, путаясь ногами в горящей мешанине бумаг и уворачиваясь от рушащихся полок, побежал какими-то коридорами, лестницами. И уже видел перед собой дверь, обитую потемневшей жестью, как вдруг эта дверь вместе с глазком стала выпучиваться навстречу и в следующее мгновение брызнула расплавленным металлом и огнем. И единственное, что его спасло – неимоверный бросок в какую-то комнату с решеткой на окне, где Он оказался в настоящей ловушке, в западне, потому что на пороге уже появлялся Монстр во всем своем вооружении и при полной красе – блестящий, как надраенная бляха, с голубыми знаками отличия на лбу и животе и со знакомыми безучастными глазками на рогах шлема. И два ствола, два кругляшка смерти, уверенно сводились вместе, потому что цель была слишком мала и находилась слишком близко и еще потому что тратить на нее много энергии не имело смысла, а достаточно было одного прицельного выстрела. Даже не выстрела, а просто плевка огнем в эту комнату. И дело можно было прекращать, сворачивать и уноситься к другим планетам, где не так опасно и нет этих рехнувшихся, упертых людей с их сумасшедшими идеями и поступками. И, наверное, от этой мысли Полорогий даже ухмыльнулся, растянул то, что называлось ртом, кривоватую щель и чуть-чуть расслабился, выставив правый каток через порог комнаты.

И Он поймал его на этом. Нырком ушел вниз от стволов, которые сразу же следом совершили тот же маневр, и прежде чем плюнули огнем, сунул Громобой между ног Полорогого и, отжимаясь ногами от дверного косяка, рывком развернул Монстра вдоль оси, заставляя его невольно нагнуться вперед. А потом просто ткнул ребром ладони, обрушился всей тяжестью тела на железный затылок, на милые голубые глазки. И Монстр, желая сохранить равновесие, пробежал, стреляя в пол, несколько шагов, выбил часть окна, подоконник и стенку под ним, вывалился наружу в грохот, стенания, море огня. И тогда Он выпрыгнул следом, уже окончательно задыхаясь от пыли и дымы. Уклонился от шипящих, протянувшихся откуда-то сверху голубых лучей, упал за ограждение, пополз, чувствуя рядом невыносимый жар, шипение, ужом нырнул в подземный переход и побежал.

Он бежал в темноте к далекому квадрату света. А сверху все гудело, топало, выли сирены и жужжали машинки. Бежал и молил Бога, чтобы на этот раз Монстры не оказались проворнее. А когда выскочил у нависающей стены рынка, то преследователи находились еще на середине дороги. А из боковых улиц показывались новые фигуры, но даже не стреляли, уверенные в своем преимуществе, а как тренированные бегуны, ловко перепрыгивали через препятствия.

И вдруг Он понял, что пока у него в руках Громобой, никто не собирался и не собирается его убивать. Просто его почему-то хотят загнать в рынок, на это раз окончательно без всякого шанса выбраться. И теперь Он попался даже не глупо, а сверхглупо, и не потому что имел дело с тупыми Наемниками, а потому что все было заранее предначертано – и Дануте, и ротозеи-жандармы, и неуклюжий Полорогий в магазине. И больше уже ничего не будет, ни города, ни Сирен, ни той свободы, к которой привык, ни даже этой странной женщины, так настойчиво заманивающей его по доброй воле в ловушку. И непонятно, чья взяла в этой странной игре, в которой, как в жизни, никто ничего не мог ни понять, ни объяснить. И тогда Он развернулся и стал стрелять.