– Да плюнь ты на всех!

Степь у обрыва дышала травами и морем. С черно-желтых скал бакланы ныряли в белые гребешки волн. Гряда островов вдали смотрелась, как крапины на морской глади. Край Киммерии делил поровну пространство суши и неба. Он был здесь, рядом. Надо было сделать только шаг. Одинокая могила рыбака, замурованная в бетон. Он подошел, доставая заветный цисфинит. Многое ли решит последняя попытка? Надо приспособиться, понял Он, мир изменился. И еще Он подумал, что поступает опрометчиво и даже глупо. Но у него возникла потребность сделать то, ради чего, быть может, Он и остался на Земле. Быть может, это заранее спланировано. Быть может, это и есть то, ради чего я жил долго-долго? Так долго, что забыл, для чего живу. Конечно, думал Он, я многого не понимаю, но готов рискнуть. И вдруг понял, что, в общем, все повторяется. Быть может, это и есть суть, простая, как и все в этой жизни. Пусть даже неверная, но она человеческая, она теплая, она понятная и родная. Ведь ничего другого нет и не будет. Это как край земли. Именно край, подумал Он. А потом развернулся и бросил в волны цисфинит.

Корабль стоял за виноградниками – плоская тарелка из стекла и титана. Люк был открыт. Пока они шли к нему, Нимфа взяла его за руку и надела на запястье альдабе. Мгновение он переливался всеми цветами радуги, потом сделался телесного цвета и стал частью его плоти. Но Он ничего не ощутил.

– Так и должно быть, – сказал кто-то голосом Андреа. А Падамелон только одобрительно кашлянул. Где-то рядом вздохнула Мака. И шевельнулась жена.

На мгновение Он пожалел, что выбросил цисфинит: у люка выстроился караул во главе с чешуйчатым капитаном и механическим сержантом. Капитан, убрал живот и отдал ему честь, а сержант вытянулся в струнку. Потом Он сделал шаг и ступил на борт корабля.