- Ты поняла меня, девочка? – Седой не дождавшись ответа прервал её размышления.

- Да, учитель. Я поняла. – Пристыженная Флёр потупившись лениво приступила к завтраку.

Закончив привычно молчаливый прием пищи Конрад и Седой принялись обсуждать предстоящий отъезд. Флер, на которую одномоментно обрушилась вся тяжесть бессонной ночи, до сих пор сидела склонившись над тарелкой и без энтузиазма ковыряла еду.

- Куда отправитесь? - Седой неумело скрывал заботу и переживание.

- По королевскому тракту, через Белый мост, и дальше до самой Ивилы. - Фокс владел эмоциями куда лучше старого мага, и потому на его лице ничего кроме беспечности нельзя было разглядеть. - Проблем быть не должно, я ведь не так давно проделал этот же путь, пока шёл к тебе. Правда, я старался держаться подальше от тракта, так что моя дорога была еще хуже.

- Я могу чем-то помочь?

- Разве что соблюсти традицию. Ты все таки выпускаешь в свет ученика. - Он улыбнулся и встал из-за стола. - У тебя не было времени подумать об этом, поэтому не буду тебе мешать. Я проверю свои вещи, а ты, Флёр, заканчивай возиться с творогом и подготовь свою лошадь. Выезжаем через час.

Дав ученице указания Фокс покинул комнату, оставив Седого и Флёр наедине.

- О какой традиции он говорил? - Отодвинув от себя тарелку, спросила девушка.

- Когда ученик покидает мой дом, я дарю ему артефакт. Первый артефакт, который юный маг может полноправно называть своим. - Седой встал, прошел к одному из шкафчиков и достал небольшой свёрток. Сев рядом с Флёр он продолжил говорить. - Обычно, я подбираю артефакт исходя из того, что узнал об ученике за время обучения. Учитывая его сильные и слабые стороны, наклонности и стиль чародейства. В твоём случае, как ты сама понимаешь, это не сработает. Я не знаю, каким магом ты станешь, но я точно знаю, что тебя ждет.

Не смотря, на то, что волнительное предвкушение практически полностью захватило сознание Флёр, она все же заметила, что рука притягивающая сверток, слегка дрожит. Седой, похоже, волновался не меньше её самой.

- Прежде чем принять его. - Могучая ладонь сжалась на свертке в последний момент, не позволив Флёр забрать артефакт. - Ты должна мне кое-что пообещать.

- Как скажите, учитель. - Голос с трудом покинул её горло, словно ему пришлось продираться через заросли.

- Конрад ни должен ничего об этом знать. Он не спросит тебя, что я подарил, но все же. Никогда ему не говори. - Прежде чем продолжить, он дождался ее согласного кивка. - Это уникальный артефакт, очень узконаправленный. Нож, что я даю тебе, создан лишь с одной целью, убить того кто носит серебряное кольцо.

- То, что защищает Конрада? - Флёр отдёрнула руку, но старик перехватил её и вложил нож в ее ладонь.

- Да. И поверь мне, о том, что это оружие покинет мой дом я буду жалеть до конца своих дней, но я знаю его и знаю к чему может прийти его участие в судьбе мира. Помни, то что у тебя есть оружие, не значит, что ты обязана им воспользоваться, но ты должна быть к этому готова.

Глава 27. В логове змеи.

На протяжении четверти часа Морс, оставался в кабинете директора Савин в абсолютном одиночестве. Гадюка не успела принять его, и умчалась по неведомым делам, с поспешностью совсем ей не свойственной. Однако, Савин приказала ему ждать в кабинете, чем Морс и занимался. Первым делом он, конечно, достал из небольшого кармашка скрытого в складках плаща мешочек, с зеленоватым порошком. Средство должно было снизить воздействие алкоголя на организм. Морс, уже собирался запить его водой из графина, что стоял на столе. Но поспешно отдернул руку, не коснувшись стекла. Он вдруг вспомнил в чьем кабинете сидит, и решил обойтись без воды.

Осмотрев кабинет, Морс лишний раз убедился, что тот уровень мастерства, каким обладала Гадюка не доставался с рождения. Ни о каком таланте и речь идти не могла. Лишь упорный труд и скрупулёзное изучение вопроса. Большую часть кабинета директора заполняли книги. Некоторые из них Морс узнавал, в них говорилось о ядах, декоктах и припарках, травах, цветках и кустарниках, способах возгонки, устройстве перегонных кубов, и прочих приспособлениях необходимых отправителю. Опытным взглядом Морс без труда определил, что те книги которые он не узнавал, были куда ценнее. Экземпляры не из тех, что можно встретить в общем доступе. Тяжелые фолианты на неизвестных языках. Внутри, Морс готов биться об заклад, будут прекрасные иллюстрации растений во всех возможных проекциях и разрезах.

От созерцания фолиантов его оторвал скрип открывшейся двери. Внутрь ворвался вихрь, который по совместительству был директором Сапфировой школы. Савин, обычно добродушная и улыбчивая, сегодня была чрезвычайно взбудоражена. Шелестя розовыми юбками она пронеслась мимо Морса к своему столу, упала в кресло и, налив в стакан воду, залпом его осушила. Закончив пить она принюхалась, хищно осмотрелась и, видимо, только теперь заметила посетителя.

- Деорум! Болотник и вязка, если меня не подводит обоняние! Вы что, скрываете алкогольное опьянение? - Гадюка наградила ученика взглядом полным осуждения и упрека. - Не зря вас так долго держали в Сапфире. Можно было бы придумать сочетание и менее привлекающее внимание.

- При всем уважении, директор Савин, мне кажется это излишняя мера, во всем мире едва ли найдется сотня человек которые смогли бы уловить эти запахи и еще меньше смогли бы их распознать и понять для чего они.

- Однако вы знали, что находитесь в кабинете одного из этих людей. - Сафин говорила тем неповторимым голосом преподавателя, отчитывающего нерадивого ученика - Знали и все равно использовали смесь. Из такого отношения к мелочам и составлен смертный приговор наемника, Морс. Если вы хотите жить долго, научитесь быть идеальным во всем и всегда, независимо от того насколько важно действие.

- Простите, директор Савин, просто сегодня не было занятий, и мы решили отметить мой перевод в Алмаз, чисто символически. - Морс понимая как жалко звучит, но только усугублял положение продолжая мямлить. По какой-то неведомой ему причине Савин до жути его пугала. Вопреки здравому смыслу, из всех преподавателей Сапфира, именно эта милая женщина доводила его до мурашек.

- Вы меня не поняли, Деорум. - Дыхание её выровнялось и теперь она говорила спокойным голосом, ни дать