Было совершенно очевидно, что единственным покупателем освобождающихся таким образом акций мог быть только один человек — сам Еропкин. И задача его состояла в том, чтобы вышибить всех, остаться одному и тогда уже, имея на руках большинство голосов, диктовать свою волю всесильному «Инфокару». А если «Инфокар» такое положение вещей по каким-то причинам не устроит — что ж, можно поговорить и о продаже всего пакета акций. Когда Сергей представил себе, сколько Еропкин за это запросит, у него слегка закружилась голова.

Вот почему он так тянул с приемом «Инфокара»! До тех пор, пока все акционеры не выйдут из игры, ему категорически был противопоказан партнер, который тоже сможет претендовать на скупку акций. Но Еропкину чуть-чуть не хватило времени. Судя по бумагам Федора Федоровича, он убрал двух акционеров еще до своей стажировки в Германии. Трех других — сразу по возвращении. И тут же провел собрание, с готовностью разрешившее ему купить эти акции. Следующих двух акционеров предприятие Еропкина недосчиталось непосредственно в период тесного ознакомления с перспективами мерседесовского бизнеса, а их акции были куплены на внеочередном собрании за три дня до приезда Марка и последующей разборки в Москве. После этого Еропкин заспешил. Перед появлением в Питере Платона он срочно уволил еще троих и тоже купил их акции. И всячески тянул с регистрацией инфокаровского участия именно потому, что ему нужно было любыми путями переписать на себя акции еще, как минимум, четырнадцати человек, уволенных им с рекордной скоростью.

Но Еропкин не успел. Придуманный Марком и реализованный Штурминым ход с оплатой инфокаровской доли наличными спутал ему все карты. В результате двадцать процентов акций остались болтаться в воздухе, находясь в распоряжении правления, но никому формально не принадлежа. А по закону не выкупленные акции на собрании не голосуют.

Сергей схватился за карандаш. У «Инфокара» сорок процентов голосов. Плюс шесть еропкинских — против «Инфокара» он голосовать не осмелится. Итого сорок шесть. Остаются пятьдесят четыре голоса. Но из них двадцать вне игры. Значит, против «Инфокара» будут голосовать всего тридцать четыре. Меньшинство! Еропкин проиграл!

Еропкин перехитрил сам себя. Если бы он не мухлевал с документами, не вносил в устав липовых изменений о принятии решений простым большинством голосов, даже этих тридцати четырех контролируемых им процентов вполне хватило бы для блокирования любой инициативы «Инфокара». Но он пожадничал и теперь висел на волоске. А в руках у Сергея находились ножницы, которыми он мог этот волосок перерезать.

Не может быть, чтобы Еропкин этого не понимал. Сказанные Федором Федоровичем слова об интеллигентском снобизме не выходили у Сергея из головы.

Он налил себе еще кофе, закурил и попробовал поставить себя на место Еропкина.

Ничего не получалось. Ни одного сколько-нибудь надежного хода в распоряжении Еропкина не просматривалось.

После часового раздумья Сергей сдался и набрал номер Ильи Игоревича.

— Прочли? — спросил Илья Игоревич. — Разобрались или нужно что-то объяснять?

— Думаю, что разобрался, — осторожно сказал Сергей. — Однако хотелось бы все это проговорить. Я сейчас пытаюсь представить себе возможное развитие событий, но никаких перспектив для Еропкина не вижу. Может быть, я чего-то не учитываю?

— Скорее всего, — охотно согласился Илья Игоревич. — Вы, возможно, не очень представляете себе, каким арсеналом средств он может пользоваться.

— А вы представляете? — обидевшись, спросил Сергей.

Илья Игоревич рассмеялся.

— Скорее всего, да. Хотите встретиться? Подъезжайте через часок.

Вскоре Сергей и Илья Игоревич сидели на лавочке, и Илья Игоревич открывал Терьяну глаза на мир.

— В бизнесе, — говорил Илья Игоревич, — нельзя верить ни одному человеку. Другу, брату, матери — никому. Вам это может быть сколь угодно противно, но это общее правило. Аксиома, если хотите. Любая целенаправленная деятельность, если в ее основе лежит доверие к людям, обречена. Мало того, она просто вредна.

Во-первых, потому, что цель не достигается и тем самым компрометируется. А во-вторых, что ж… Посмотрите, что вокруг творится. Все рванулись зарабатывать деньги. А толком это делать не умеют. Народ-то откуда — кто из науки, кто из комсомола, кто сам по себе. Ты меня знаешь? Знаю. Ты мне веришь? Верю. Ну давай вместе деньги делать. Давай. А когда потом эти деньги найти не могут, тут и начинается. Ах, так?! Да я тебе поверил! А ты меня обманул! А мы с тобой в одной песочнице играли! И пошла пальба. Не знаю, как у вас, а здесь каждый месяц из Невы двух-трех доверчивых вылавливают. Даже термин появился — бизнес на доверии. Я вам точно говорю — как только этим самым бизнесом на доверии запахнет, месяца через три-четыре жди разборки. Знаете, почему умные иностранцы от нашего российского бизнеса шарахаются? Потому что у них это в генах сидит — просто так, под честное слово, под фу-фу — ничего, никогда и никому. И когда они видят, как у нас ведутся переговоры и заключаются сделки, то сразу же разворачиваются и уходят. А второе правило следующее. К бумагам — любым! — надо относиться предельно осторожно. Бумага — это так, — Илья Игоревич изобразил пальцами легкое шевеление, — голая идея, нематериальный актив, что-то вроде дорожного указателя.

— Почему же? — спросил Сергей.

— Потому же. На любую бумагу, если ее умный человек составляет, всегда найдется контр-бумага. Я ведь знаю, почему вы так воодушевились, посмотрев папочку. У вас двадцать процентов неголосующих акций обнаружилось. Правильно? Что ж, думаете, Еропкин не знает, что у него большинства нет?

— Я, кстати, за этим к вам и пришел, — напомнил Сергей. — Знает, конечно. Зато он не догадывается, что мы тоже про это знаем. Так что до поры до времени он может жить спокойно.

— До какой поры и до какого времени?

— Я думаю, что до собрания.

— Нет, дорогой. Тогда уже поздно будет. Вам ведь даже никого перекупать не надо. А следовательно, если он и живет сейчас, как вы говорите, спокойно, то совсем не поэтому.

— Ладно, — сказал Сергей. — Я понимаю, вы меня жизни учите. Большое спасибо. Сдаюсь. Больше не могу ничего придумать.

— Эх, — вздохнул Илья Игоревич. — Бизнесмены. Ладно, слушайте. Он к собранию свои двадцать процентов обратно получит.

— Это как же?

— Очень просто. Возьмет и спрячет бумажки о выходе из акционеров. И эти четырнадцать гавриков либо сами на собрание придут, либо, что вероятнее всего, выдадут ему доверенности. И дело с концом.

Сергей задумался.

— Не получится, — сказал он наконец. — Бумажки эти, которые, как вы говорите, Еропкин спрячет, заверены нотариусом. Наверное, я какую-нибудь справку смогу взять…

Илья Игоревич посмотрел на Сергея с сочувствием.

— Это каким же образом? Взял человек и написал заявление. Потом пошел к нотариусу, заверил свою подпись. Вот ему справку и выдадут. А вы кто такой? Вас любой нотариус пошлет подальше. А этот — и подавно.