Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хотела бы Плам узнать хоть немного больше о брачной ночи! Брат только успел посоветовать ей лежать тихо и не шевелиться.
– Не двигайся, пока все не кончится. Будет не слишком больно, ведь ты много ездишь на лошадях! Все будет хорошо.
Но Джерри всегда любил мчаться галопом, очертя голову. И обошелся с ней довольно грубо, не отпуская, пока не удовлетворился. Так что удовольствия она получила, прямо говоря, не слишком много. Но как она могла омрачить невинность Мадди такими подробностями?
Жар бросился в лицо, в голову, охватил все тело, как в те моменты, когда она лежала, пытаясь заснуть… Неужели признак наступления климакса? Тогда ее надежды зачать ребенка станут неосуществимыми?
Джерри скоро вернется, а она даже не могла определиться в своих чувствах по этому поводу.
Если бы у них был сын! А пока наследницей считается Мадди. Все так запуталось!
Но тут до нее донесся запах подгоревшего молока, уже шипевшего на плите.
«Дьявол! Я даже не могу спать, пока не выпью чашку какао!»
Ее официальная работа в хостеле закончилась, но она по-прежнему трудилась там, расчищая накопившиеся за годы дебри хозяйственных забот. Что сделают с самим зданием?
Теперь она была вынуждена слушать постоянные охи и стоны свекрови. Нужно найти себе занятие, иначе она сойдет с ума! В конце концов найдет какую-нибудь волонтерскую работу. Что будет, когда уедет Мадди?!
Мадди и Плам сидели на кухне, как почти всегда по вечерам. Плам было легче принести чашки и кофейник в гостиную.
– Ну, вот. Правда, молоко сбежало, – извинилась она.
– Ничего, – улыбнулась Мадди. – Как, по-твоему, я могла бы поехать в Германию?
– Повидаться с Дитером?
Плам тоже улыбнулась. Значит, она была права. Все дело в Дитере.
– Я все гадала, действительно ли вы друг другу нравитесь.
Мадди залилась краской.
– Мы собираемся писать друг другу. Будем переписываться, как с Грегом. Ой, а я ведь сто лет ему не писала. Не то что Глория. Но можно мне поехать, навестить Дитера?
– А он просил тебя об этом? – уже не скрывала интереса Плам.
– Ну, как тебе сказать. Трудно получить разрешение. А его семья стала совсем бедной.
– Вряд ли тебя сейчас пустят в Германию. И к чему так торопиться? Ты что, влюбилась?
– Немного. И он тоже. Он мой первый настоящий бойфренд, и, знаешь, он такой умный! Совсем не похож на здешних парней.
Мадди покраснела еще гуще.
– Все потому, что он иностранец, чужой, из вражеской страны… как арабский шейх, – засмеялась Плам.
– Но в сравнении с ним другие парни кажутся глупыми.
Мадди так серьезно защищала любимого, что Плам была тронута.
– Я всегда думала, что твой лучший друг – Грегори, – заметила она.
– Да, но мы так давно его не видели. Он не потрудился нас навестить, и его письма такие… взрослые, что ли, все насчет того, как сколотить состояние на кирпиче и известке или что-то в этом роде. Он считает нас детьми.
– Тебе почти семнадцать… полагаю, теперь все изменится.
– Семнадцать – вполне подходящий возраст, чтобы умереть за свою страну, и я достаточно взрослая, чтобы…
Она осеклась, пытаясь найти подходящее слово.
Плам мгновенно насторожилась.
– Взрослая? Для чего? Надеюсь, ты не сделала ничего такого, чего делать не следовало?
– О чем ты? – вновь ощетинилась Мадди. – Какое облегчение! Мало ли что бывает, когда любовь вскружит голову!
Плам улыбнулась, пытаясь перейти на беспечный тон. Но ее сердце бешено колотилось.
«Полегче… не дави….» – говорила она себе.
– Это как с Билли Форситом, которому пришлось жениться на Юнис Биллингтон?
– Откуда ты об этом знаешь?
– Необязательно быть математиком, достаточно просто уметь считать. Маленького Сэма крестили всего через шесть месяцев после того, как они пошли к алтарю. Но что плохого в том, чтобы заниматься любовью?
Она посмотрела прямо в глаза Плам.
Левый глаз девушки по-прежнему немного косил, но теперь это было едва заметно. Плам изо всех сил старалась не покраснеть.
– Конечно, в этом нет ничего плохого. Но сначала надо пожениться.
– Вот и Дитер так говорит, – кивнула Мадди.
«Ох! Вот это действительно облегчение!»
– Похоже, этот Дитер – благоразумный парень, с трезвой головой на плечах. Хорошо, что ты с ним будешь переписываться, возможно, снова брать уроки немецкого, чтобы совершенствовать грамматику и правописание. Секретарь с немецким легче сможет найти работу…
– За границей! Гениально, тетечка Плам! Я могла бы работать в Германии, пока он будет там учиться. Можно записаться на вечерние курсы.
– Я не совсем это имела в виду. Требуется время, чтобы понять: увлечение ли это или настоящее чувство, – пояснила Плам, надеясь, что Мадди ее поймет. Первая любовь редко бывает долгой, особенно если влюбленных разделяет Ла-Манш.
– О, это, должно быть, настоящее. Любовь приходит лишь однажды, – вздохнула Мадди.
– Ты начиталась любовных романов.
– Только «Ромео и Джульетту» и сонеты…
– И видишь, чем это закончилось. Первая любовь – нечто особенное, страсть тебя захлестывает. И думаешь, что все это никогда не кончится, но на самом деле это что-то вроде практики, чтобы подготовить тебя к настоящему чувству, – терпеливо объясняла Плам, вспоминая, как сама по уши влюбилась в сына садовника.
Они едва успели, краснея, обменяться робкими взглядами, прежде чем отец увез его работать на ферме.
– Это все равно что фейерверк, вспышка пламени, а потом – ничего.
– Зато так великолепно! Дитер – добрый и умный.
«Надеюсь, он еще и джентльмен, – подумала Плам при виде светящегося лица Мадди. – Чем они там занимались?»
Из уст Мадди их история казалась достаточно невинной: всего лишь украденные в парке поцелуи. Как мило!
Она никогда не испытывала к Джеральду ничего подобного. Просто кружилась в водовороте танцев и вечеринок, примерок и приглашений. Он и не ухаживал за ней толком. А если бы ухаживал, она скоро поняла бы, что за этими облегающими тартановыми брюками и мундиром Гринховардского полка кроется холодный и расчетливый прохвост, который без зазрения совести развлекается с другими женщинами, стоит ему заскучать.
Сейчас, сидя напротив влюбленной, с сиявшими глазами племянницы, Плам почувствовала, как где-то в ее животе повернулся зеленый кинжал зависти. Мадди молода. У нее вся жизнь впереди. Жаль, что Плам не может начать свою сначала. Тогда она не сидела бы здесь. Это точно.