Анатолий махнул рукой.

– Что было – то травой поросло. Вон и Владимир Алексеевич тоже не устоял.

– Очень даже устоял! – вспыхнул я. – Зачем вы наговариваете, Анатолий Леонидович?

– А! Значит, мне просто показалось. Эти вспыхивающие блеском глаза при одном только упоминании имени…

Я презрительно сморщился и разлил всем по последней чашке «холодного» чая.

– В любом случае, когда я уходил после своего последнего разговора с Гамбрини в его гримерке, он прилег отдохнуть. В этот момент к нему заглянула Лиза. Все артисты тогда были взбудоражены появившимся на афише после долгого перерыва «черепом». Лиза разыграла истерику и попросила Гамбрини сходить в ее гримуборную – посмотреть, кто прячется за дверью. Гамбрини вышел, а она…

– Что? – нетерпеливо спросил Дуров-страший.

– Она проделала тот же самый трюк, что с Беляцким. Весь флакон стрихнина вылила в графин. А в опустевшую склянку долила воды из вазы с цветами. Там стоял такой странный букетик роз – я его еще запомнил. Так что Гамбрини, вернувшись в свою гримерную, накапал перед выходом несколько капель тухлой воды из-под цветов, а потом долил раствор с чудовищной дозой стрихнина. Выпил, успел дойти до манежа, сказать несколько слов и – все. Смерть.

– Страшная смерть, – произнес Владимир Леонидович.

– Однако методы у них одни и те же, – заметил его младший брат.

– На самом деле преступники стараются пользоваться теми трюками, какие работают лучше всего: безотказными, – сказал я. – Но я снова продолжу. Тихий проделал тот же трюк, что и с Прохором Марамыгиным – то есть проиграл первый заезд…

– Владимир Алексеевич! – укоризненно произнес Дуров-страший. – Какой заезд!

– Простите, увлекся. Первые деньги он проиграл. И все бы пошло, как и пять лет назад, но тут меня угораздило вмешаться в это дело – между прочим, с вашей подачи, Владимир Леонидович.

– К счастью!

– Я встретился с Лизой и начал расспросы. Это ее насторожило, и в тот же вечер она пошла к Левке и пожаловалась – какой-то господин сует нос в их дела. Но Американец решил, что я – простой шпик. Однако позже Лиза поняла – мое присутствие становится слишком опасным. Я много бывал в цирке, завел знакомство с Саламонским и его несчастной супругой, всюду совал свой нос. И тогда она по совету любовника решила меня соблазнить.

– Ага! – воскликнул Анатолий.

– Но я не поддался! Слава богу, что Левка в тот момент так еще и не понял, кем я являюсь. Потому что случайно на следующий день после свидания… впрочем, вполне платонического, Анатолий Леонидович, я попал в притон Полковницы. Если бы Тихий и его люди знали, что это именно я пытаюсь раскрыть их козни в цирке, – живым бы меня они оттуда не выпустили. Слава богу, меня спасли их неведение и заступничество Саламонского. Лиза рассказала, что, узнав позднее, кого же они упустили из своего логова, Тихий так разозлился, что избил Американца и даже грозил его зарезать. Но момент для них был упущен. Зато они пошли на хитрый ход. Чтобы отвести подозрение от мадемуазель Макаровой, следующей жертвой решили сделать ее саму. Вы уже знаете, что она подрезала лезвием петлю, когда спускалась на канате. Упав, Лиза постаралась спрятать лезвие в опилках, где я его потом и нашел.

– Потому что уже подозревали ее? – спросил Анатолий.

– Да. Я начал подозревать ее после того, как гардеробщик опроверг слова девушки – будто она пришла после того случая с фанерой и рисунком черепа на афише рождественского представления. Я подумал – во-первых, она не погибла. И это уже может быть странным. Во-вторых, она меня обманула. В-третьих, пообещав мне уехать, она не уехала, сославшись на то, что Саламонский ее якобы защитит от убийцы. Хотя я точно уже знал, что Альберт Иванович совершенно не мог никого защитить и сам искал, кто бы спас цирк от этой новой напасти.

– Рождественское представление тоже было тотализатором?

– Да. И Тихий снова проиграл небольшую сумму денег. Все это делалось для того, чтобы к третьему акту армяне достаточно были разогреты и захотели поставить сумму намного большую. Не забудем, что основной мишенью являлись Саламонский и его наследство! И тут я не могу не отдать должное хитрости и преступному уму Левки Американца. Он сумел придумать блестящую схему. Если бы я уже не подозревал к этому моменту Лизу, мы бы сейчас здесь не сидели. Владимир Леонидович сегодня давал бы показания в Сыскной полиции, а я с Саламонским распивал бы коньяк в Царствии Небесном. Или куда там попадают цирковые артисты вместе с журналистами после того, как их разнесет взрывом бомбы на кусочки?

– Уж не туда, – указал пальцем вверх Дуров-младший, – а в более теплую компанию.

– Трюк был придуман так, будто его составил не бывший жонглер, а высококлассный иллюзионист. Как будто Гамбрини ожил и руководил действиями Левки и Лизы.

– А это…

– Нет, конечно. Решили использовать старую, не воплощенную пять лет назад идею с подвесной бомбой. Вот только вся вина должна была пасть на вас, Владимир Леонидович. Бомба должна была упасть ровно в тот момент, когда ваша свинья выстрелит из пушки в сторону директорской ложи. Представляете – выстрел и – взрыв! Вся ложа – на куски вместе с администрацией и приглашенным на представлением журналистом Гиляровским В.А. Вас влекут в кутузку. Никакого подозрения на Лизу, которая все это время якобы сидела в зале. А на самом деле в антракте отдала свой заметный наряд любовнику, а сама, одевшись униформистом, убежала на технический балкон. В суматохе они бы снова поменялись одеждой. Потом – похороны Саламонского… Мои… ну это к делу не относится. И несчастная госпожа Шварц внезапно узнает, что все свои средства и имущество, движимое и недвижимое, ее почивший супруг оставил не ей, а артистке Макаровой. Финита.

– А вы все это сорвали, – довольно сказал Анатолий Дуров.

– А я – да.

– Браво! – Анатолий громко зааплодировал. Его старший брат сделал то же самое, но менее экзальтированно.

– Ну что же! Все хорошо, что хорошо кончается, – сказал Анатолий, взглянув на часы. – Однако если я не потороплюсь, то поезд уйдет без меня.

Мы расплатились и, надев шубы и пальто, вышли на улицу. Уже совсем стемнело. Наша троица резво дошла до вокзала, не говоря ни слова. Потом мы очутились на перроне, справа от которого стоял состав «Москва – Вена». Дойдя до вагона, в котором Анатолий должен был отправляться, я увидел в окне купе голову карлика Ваньки.

– Смотрите! Это Иван! Он тоже пришел вас провожать, но не нашел в купе? – спросил я.

– Нет, – улыбаясь ответил Дуров-младший. – Я его беру с собой в попутчики. Пусть немного проветрится. Вы же знаете, как эта история потрясла нашего Ваню.

– А как же вы, Владимир Леонидович, – спросил я Дурова-старшего, – вы же остаетесь без помощника.

– Остаюсь, – кивнул он грустно, – но Иван Спиридонович не желает больше служить у человека, который… впрочем, вы и сами понимаете.