Хотя Цины регулярно протестовали против сбора иностранцами таможенных пошлин, они были довольны, получая ежегодно до 20 миллионов долларов, защищенных от местной коррупции. Согласно договору, тариф был зафиксирован на уровне 5 %. Китайские требования о повышении ставки таможенной пошлины были отвергнуты — главным образом потому, что ликин, или внутренние тарифные барьеры, носившие в военное время временный характер, стали постоянными.

Система концессий, начало которой было положено в Шанхае, была распространена еще на три порта реки Янцзы, на Ньючван в Маньчжурии и остров Шамянь на реке Кантон. Концессии представляли собой долгосрочную аренду представителям иностранных государств, которые избирали собственные руководящие советы, собирали местные налоги и имели свои суды, полицию и муниципальные службы. В этих анклавах белых людей сами китайцы были чужеземцами.

Точки зрения на существование этих смешанных общин заметно различались. Большинству иностранцев они казались гаванями справедливого порядка, западного закона, здоровой финансовой системы среди азиатской монархии. Однако великий генералиссимус китаец Чан Кайши в лаконичной форме резко отозвался о них: «За последние сто лет красивые и процветавшие города превратились в центры нищеты и хаоса».[250]

В условиях экстерриториальности иностранцы оказывались вне юрисдикции китайских судов и были ответственными перед своими консулами. Апелляции из консульских судов могли рассматриваться в Гонконге и Владивостоке. Американские апелляции отправлялись в суд федерального округа в Сан-Франциско. В 1864 г. в Шанхае был учрежден первый смешанный суд для судебного разбирательства спорных дел между китайцами и иностранцами.

По рекомендации Роберта Харта уходивший в отставку американский посланник Энсон Берлингейм был приглашен занять пост китайского представителя западных государств. С группой из 32 китайцев он пересек Тихий океан, что «продавать Китай христианскому миру». После триумфального приема в Сан-Франциско он проследовал по незаконченной трансконтинентальной железной дороге с многочисленными остановками в пути в Вашингтон. Здесь в июле 1868 г. был подписан договор с президентом Джонсоном. Он предусматривал обмен консулами, взаимные права на иммиграцию, поездки и постоянное местопребывание лиц китайской и американской национальности. Берлингейм был принят осенью королевой Викторией и императором Наполеоном III. Далее он отправился в Санкт-Петербург, где вскоре после аудиенции у царя его поразила смертельная болезнь.

Берлингейм чрезвычайно оптимистически оценивал перспективы взаимопонимания между Востоком и Западом в ближайшем будущем. Его конфуцианские спонсоры были встревожены предсказанием Берлингейма, что христианство «водрузит свой крест в каждой деревне» Срединного царства, и не меньше перспективой неограниченного передвижения американцев по Китаю.

Представители британского Форин Офис напомнили Берлингейму, что ни один правитель Китая не принял европейца после миссии Макартни в 1794 г. Очевидно, что пекинское правительство должно оказать знаки внимания европейцам, которые те оказали его послу. Поэтому в июне 1873 г. посланники шести иностранных государств были представлены только что восшедшему на престол императору Тунчжи, но даже тогда китайцы демонстрировали снисходительное отношение к иностранцам, используя для их приема зал, в котором обычно принимали вассалов с данью.

Китайские послы были отправлены за границу в 1877 г., но министерство иностранных дел, или «Цун-ли-ямень», создание которого было предусмотрено Пекинским договором, имело незначительный авторитет. Только чиновники низкого ранга присутствовали на его заседаниях. Они долго беседовали, но опасались принимать решения, понимая, что любая их ошибка чревата серьезным наказанием. Ведение внешней политикой в значительной мере перешло к чиновнику Ли Хунчжану, который за его деятельность во время тайпинского восстания стал наместником провинции Чихли. В течение 30 лет, когда он занимал этот пост, наиболее важные дипломатические конференции проводились в канцелярии его тяньцзиньского ямэня. Он вел переговоры с белыми людьми даже со времен генерала Гордона и Всепобеждающей армии, пользовался доверием Цыси, хотя капризная вдова не хотела назначить его членом Большого совета на том основании, что ей не нравился его южный провинциальный акцент.

Ли был ученым, членом Академии Ханьлинь (учреждение, которое существовало в императорском Китае в 738— 1911 гг., выполнявшее функции императорской канцелярии (ее члены часто были советниками императора), комитета по цензуре и литературе, идеологического комитета, высшей школы управления, библиотеки и др. — Пер.). Его послания трону перепечатывались как литературные образцы, но, в отличие от других ученых, он не являлся праздным философом-мечтателем. Ли понимал неизбежность европеизации, возлагал надежды на создание шахт и фабрик, инвестируя в них большие средства и став одним из богатейших людей века. Как моралист он осуждал иностранных импортеров опиума. Как практичный человек он сам владел прибыльными хозяйствами, где выращивался опиумный мак. Его преданность монархии сочеталась с личным эгоизмом, своекорыстием. Вслед за этим человеком Цины входили в эпоху упадка.

После запрета на торговлю африканскими рабами в 1830-х гг. возросла потребность в сильных и выносливых рабочих для работы на плантациях Нового Света и Австралии и разработки месторождений гуано (разложившиеся естественным образом остатки помета морских птиц и летучих мышей. — Пер.), используемого как удобрение, на островах Чинча (небольшие острова у побережья Перу. — Пер.). 800 китайских кули достигли берегов Кубы в 1847 г.

Хотя эмиграция из Китая была законодательно запрещена, возрастала позорная торговля кули, завербованных в Амое и Кантоне, которых продавали в Макао и отправляли на кораблях, причем прибыль составляла 200 долларов за одного человека. Условия на судах были ужасными, и в течение 12 лет на них умерли почти 80 тысяч кули. США запретили работорговлю в 1862 г., их примеру последовали другие государства. В 1847 г. китайское правительство узаконило эмиграцию. В конечном счете почти 7 миллионов китайцев поселились за границей, девять десятых из них — в странах Азии.

Свободная иммиграция в Калифорнию началась с золотой лихорадки в 1849 г. и развивалась так быстро, что в 1852 г. в Сан-Франциско проживали 18 тысяч китайцев — одна треть всего населения. Приток кули составлял в среднем более 10 тысяч ежегодно в следующие 30 лет, хотя многие возвращались, чтобы ухаживать за своими родителями и быть похороненными со своими предками. В 1882 г. на Тихоокеанском побережье оставались 100 тысяч человек. В шахтерских районах проявлялось недовольство в связи с конкуренцией со стороны китайцев. Однако их число возросло во время строительства Центральной тихоокеанской железной дороги. Там они проявили послушание и большое трудолюбие, оправдывая мнение Лиланда Стэнфорда (1824–1893; американский политик, промышленник и предприниматель, основатель Стэнфордского университета. — Пер.) о том, что народ, построивший Великую стену, может построить любой современный объект! Когда в 1869 г. была закончена трансконтинентальная дорога, тысячи китайцев были уволены, прибыла новая рабочая сила из восточных стран, и безработица в Калифорнии достигла критического уровня. Американцы легко могли обвинять китайцев во всем: те подвергались нападкам за их «языческие» верования, обособленность, неспособность к ассимиляции, страсть к опиуму и азартным играм, войны между китайскими тайными организациями. Истинная причина неприязни к китайцам заключалась в том, что те получали крайне низкую заработную плату, гораздо меньше, чем даже ирландские иммигранты.