- Правое крыло, - коротко объяснила ей Габи. – Увидишь в конце коридора сорванную с петель дверь, входи и спускайся. Там не потеряешься.

- Спасибо! – откликнулась Беро, тщательно отслеживая время на своих внутренних часах и не менее внимательно изучая окрестности на предмет потенциальных угроз.

- Одиночный геликоптер с направления север-северо-запад, - словно подслушав ее мысли ожил еще один наблюдатель. – Подлетное время, ориентировочно, около трех минут.

«Могу не успеть, - сообразила Беро. – Что же делать? Думай, Беро, девочка моя, думай! Ты же умеешь это делать, умничка «немелкая»!»

Одним из самых любопытных феноменов новой жизни стало для нее полное и окончательное вживание в образ. Она даже не заметила, когда и как это произошло, но уже в конце марта никакой Вероники Акиньшиной больше не существовало. Ее место заняла Берунико де Габардан. А виконтесса де Габардан де Парлебоск даже думала не по-русски, а по-франкски. В крайнем случае, на окситанском или алеманнском языках. Сейчас, к слову, она думала, как раз по-алеманнски.Ну знаете, как говорят: сумрачный тевтонский гений, германская военщина и прочее милитаристское дерьмо. Очень помогает мобилизоваться в боевой обстановке.

Обкатывая в уме все эти праздные мысли, Беро начала творить заклинание «Ихор»[6]. Если честно, магия крови – это то еще дерьмо, а в ее состоянии и того хуже. Но у Беро не было выбора, и силу взять было неоткуда. «Ихор» же давал такую возможность. Смысл заклинания заключался в том, что точно так же, как обученный маг с Даром в стихии Воды может отбирать магию у водяных струй, маг, творящий «Ихор» добывает магию из человеческой крови. Из воды многого не получишь, - текущая она или нет, - кровь в этом смысле куда предпочтительнее, - и древние знали в этом толк, устраивая свои гекатомбы. Однако кровь магов – это и есть кровь богов. В ней магии много, но, если берешь у себя, то и результат следует ожидать соответствующий.

Две минуты сорок семь секунд и понимание, что геликоптеры приближаются слишком быстро. Особенно тот – одиночный. Вот в него Беро, в конце концов, и ударила «Кровавым копьем». Рвануло знатно, но ей было уже не до спецэффектов. Ее повело, как пьяную. И ноги вдруг ослабли. Захотелось лечь и закрыть глаза.

«Вот же б-дь!» - Эмоция вышла слабенькая, но возмущения, вспыхнувшего в душе, как слабый костерок морозной ночью, как раз хватило на то, чтобы «взглянуть на часы, увидеть, что время вышло и начать свой собственный отход. На четвереньках до дыры в крыше затем свободное падение под действием силы тяжести, но не лишь бы как, а так, как учили: на плечо и в перекат. Обычный человек, то есть, Homo vulgaris, как говорили в империи Франков, мог бы и убиться, но, если нет, то поломался бы от и до. Однако Homo magus или Человек Магический, слеплен из другого теста. И даже тогда, когда магии в организме осталось «на чуть», он такое падение переживет.

«Ага, ага! - покивала Беро мысленно. – Встанет, отряхнется и пойдет дальше».

Она не встала. Но поползла довольно-таки споро. Однако, ее субъективное время, по-видимому, не слишком соответствовало времени объективному, потому что на лестнице, ведущей со второго этажа на первый, ее перехватила Бья, - «Ты не отвечала на вызовы!» - вскинула, как нефиг делать, себе на плечо и отволокла вниз, в подвал. А оттуда их обеих уже эвакуировала Габи. Вообще, возвращение помнилось смутно. Какие-то люди, какие-то кофры с документами, какие-то невнятные разговоры… Беро ничего толком не понимала и никого, кроме Габи и Бья, не узнавала. Она все время отключалась или пребывала в полузабытье. И так до тех пор, пока не проснулась в своей постели в шато Мезон-Лаффит. И случилось это только через двое суток, да и то, очнувшись, она еще долго, - дня три, никак не меньше, - оставалась слабой и беспомощной, как новорожденный младенец. Но, если честно, все с ней обстояло совсем неплохо. Можно сказать, замечательно, и Беро это, разумеется, знала.

Во-первых, она осталась жива. Об этом Беро подумала сразу же, как только очнулась. Слабость слабостью и мозги, словно бы, набекрень, но она быстро вспомнила, «чем сердце успокоилось». А «успокоилось» оно после «Ихора», «Кровавого копья» и всего прочего так, что вполне могла склеить ласты. Однако же выжила, за что отдельное спасибо Бланке, потому что, если бы не Бья, там бы, в том раздолбоном доме Беро и осталась. Это вспомнилось как-то само собой, как только сообразила, что жива осталась исключительно чудом. Вот это все проходило под рубрикой «во-первых», а «во-вторых» было то, что, несмотря на слабость и немощь, очнувшись Беро смогла нащупать в себе хотя бы толику магии. И это было, пиздец, как хорошо, потому что, даже оставшись в живых, она от таких магических перегрузок вполне могла выгореть до тла. Прыгнуть выше головы и не сломать себе при этом шею, это голубая мечта любого идиота. Вернее, идиотки, но гендер здесь ни при чем. Дураки, насколько ей было известно, распределены между полами более или менее равномерно, что бы там ни думали на эту тему представители «сильного» пола.

И, наконец, в-третьих. Под этой рубрикой притаилась, как ни странно, «любовь-морковь», потому что, придя в себя, первая, кого она увидела, была Габи. Не сиделка какая-нибудь сраная, не медсестра и не кто-нибудь из младших фемин Рода, - типа Валь и Морг Мишильер, - а сама госпожа коннетабль собственной персоной.

«Ты давно тут?» - хотела спросить Беро, но не смогла издать ни единого звука. То ли голосовые связки парализованы, то ли это результат общей слабости организма.

- Хочешь спросить, сколько прошло времени и давно ли я тут сижу? – Габи ее поняла, хотя читать мысли, вроде бы, не умела. То есть, не вроде бы, а точно не умела, потому что того, кто умел, им еще предстояло аккуратно ликвидировать. Но это когда еще будет. И будет ли? А пока…

- Отвечаю по пунктам, - ответила ей Габи на незаданный вопрос. – Прошло чуть больше, чем сорок три часа. Сознание ты потеряла уже не перевалочной станции, поэтому время беспамятства считаем от этого момента. Первые шесть часов ты провела в палаццо Коро, там тобой занимались целители. А потом я перенесла тебя сюда, в шато Мезон-Лаффит, и с тех пор