Перестройка была частью этого отступления, и она была необходима для того, чтобы сохранить силы и укрепить тылы. Так, всякое планомерное отступление в ходе военных действий сопровождается перегруппировкой войск в тылу и на резервных позициях. Отступление – это еще не крах, не полное поражение. Но для этого оно должно быть сознательным и контролируемым. «Я мог бы и не начинать перестройку, – говорил не один раз Михаил Горбачев, но уже после распада СССР и КПСС, – запаса сил еще хватило бы на 15 – 20 лет». Запасы сил у советской системы действительно еще были, но и крушение в этом случае могло быть гораздо более тяжелым, чем в 1991 г. Перестройку лучше было бы начать раньше и проводить более последовательно и организованно. Ошибкой для Горбачева и его ближайшего окружения была не сама перестройка, не отступление или уступки, – они были необходимы. Ошибкой было непонимание общей обстановки, отсутствие анализа, плана, программы. Серьезное стратегическое отступление воспринималось и представлялось миру как некое мирное наступление. Шаги назад для КПСС и руководства страны воспринимались как шаги вперед. Известно, что отступление, если его не контролировать, может превратиться и в беспорядочное бегство. Разумный политик, как и опытный полководец, знает или намечает рубежи отступления и старается каким-то образом накопить силы на этих рубежах. В конкретных условиях Советского Союза середины 1980-х гг. перестройка должна была сопровождаться и ясными изменениями в идеологии КПСС. Но Михаил Горбачев не был опытным политическим полководцем, и его отступление не было ни организованным, ни сознательным. Мой брат, Жорес Медведев, в 1986 и 1988 гг. написал две книги о Горбачеве, которые вышли вначале в Англии, а затем и во многих других странах. Подводя итог своему анализу не только политики М. Горбачева в период 1985 – 1988 гг., но и в 1989 – 1991 гг., Жорес Медведев писал в своей рецензии на мемуары самого М. Горбачева: «Горбачев мог, конечно, начать экономические реформы с одновременным укреплением традиционных командных и репрессивных методов. В советской прессе эту модель реформ называли «китайской» или даже сравнивали с политикой Пиночета в Чили. Горбачев решил иначе – объединить экономическую перестройку с политическим сближением с Западом (идея “Общего Европейского дома”), быстрым разоружением и демократизацией управления страной. Расчет был достаточно простым. Разоружение высвобождало для экономики огромные финансовые и материальные средства. Появление в стране реального парламента и демократических парламентов в республиках должно было создать клапаны для снижения политического “митингового” давления и переключить протесты населения с забастовок к дебатам и дискуссиям. Введение рыночной экономики и включение СССР в мировую экономику должны были привлечь в страну иностранные инвестиции. Конверсия военно-промышленного комплекса могла насытить страну потребительскими товарами. Окончание “холодной войны” обещало дать огромные “мирные дивиденды” западным странам, и их можно было бы поделить или хотя бы получить в форме кредитов. Это были безусловно правильные предпосылки, и именно это было главным элементом или мотивом перестройки. Но это была программа на долгий срок. Горбачев же был импульсивен и нетерпелив. Отсюда и знаменитая программа “500 дней”. Он хотел реформировать все сразу: не только экономику, но и Коммунистическую партию, местное самоуправление, структуры правительства и, в конечном итоге, реформировать весь Советский Союз, заменив марксистско-ленинскую базовую доктрину СССР, обеспечиваемую дисциплиной КПСС, на свободный союз независимых республик, которые добровольно подпишут новый союзный договор, исключив из нового названия страны слова “социалистический” и “советский”»[81].

Я могу согласиться с этим анализом с оговоркой о том, что в 1987 г. М. Горбачев еще не сформулировал сколько-нибудь ясно даже для себя какой-либо общий план перестройки. Во многом он действовал по интуиции. Во всяком случае, внешняя политика Советского Союза, направляемая Горбачевым, была лишена в 1987 – 1988 гг. ясного плана.

Внешняя политика Советского Союза развивалась в 1987 г. по разным направлениям. Михаил Горбачев побывал во Франции, где встречался и вел переговоры с президентом Франсуа Миттераном. Еще раньше Горбачев совершил визит в Индию, это был ответный визит после переговоров с индийским премьером Радживом Ганди в Москве. Несколько встреч прошло и с главами государств Восточного блока. Были проведены общие совещания стран СЭВ и Варшавского Договора. Однако главной осью как советской, так и всей международной политики оставались отношения Советского Союза и США. После неудачи в Рейкьявике между СССР и США начались трудные переговоры, которые на уровне экспертов и министров иностранных дел проходили как в Москве, так и в Вашингтоне. Эти переговоры шли по четырем группам проблем: разоружение, региональные конфликты, права человека, двухсторонние отношения. Разумеется, главной проблемой для всех была проблема разоружения. Группу экспертов в этих переговорах возглавлял маршал Сергей Ахромеев. Разумеется, в переговорах участвовали министр иностранных дел СССР Эдуард Шеварднадзе и Государственный секретарь США Джордж Шульц.

Во время переговоров в Москве Михаил Горбачев нередко приглашал в Кремль для бесед американского госсекретаря. Эти беседы тщательно стенографировались. Во втором томе своих мемуаров М. Горбачев приводит обширные цитаты из этих бесед. Но эти пространные беседы, где слишком много места и времени уделялось проблемам «нового мышления», мало что дают для понимания советской внешней политики и не могут заменить серьезного анализа. Уклонился от серьезного анализа советской внешней политики в 1987 – 1988 гг. и Эдуард Шеварднадзе в своих мемуарах. Гораздо более точные сведения о всех деталях переговоров между СССР и США в эти годы содержатся в воспоминаниях и дневниках С.Ф. Ахромеева и дипломата Георгия Корниенко[82]. Свои воспоминания обо всех этих встречах и переговорах написали позже также Рональд Рейган[83]и Джордж Шульц[84].

Для М. Горбачева было крайне важно сделать какой-то крупный шаг в области разоружения именно в 1987 г. Советский бюджет удалось сверстать на 1988 г. с очень большим дефицитом. Гонка вооружений изматывала и истощала страну, тормозя реформы на всех направлениях. Но в США в 1988 г. должны были состояться президентские выборы. Было очевидно, что Рональд Рейган уже не будет президентом и к власти в Вашингтоне придет новая администрация, которой надо будет время для того, чтобы включиться в сложные переговоры. Помимо прямых переговоров между Кремлем и Белым домом, шел в 1987 г. и обмен письмами. Горбачев в своих посланиях часто упрекал и Р. Рейгана, и Дж. Шульца в косности и в том, что они не хотят доверять ему, Горбачеву, который искренне хочет перемен к лучшему. Он уверял Шульца, что СССР хорошо знает о планах США и о состоянии американского военно-промышленного комплекса, приводя данные, которые Дж. Шульц в своих мемуарах назвал позднее «чушью». Давая позднее оценку Дж. Шульцу как политику, М. Горбачев признавал, что это был человек с высоким интеллектом и воображением, человек реалистических взглядов, настроенный на серьезную политику. Но он не мог достойно вести свои разговоры с генсеком «на уровне философских аспектов новой политики, роли и ответственности двух наших стран»[85]. Джордж Шульц в своих мемуарах был менее благосклонен к Горбачеву. «Я был обескуражен, – писал он позднее, – насколько невежественны или дезинформированы были Горбачев и Шеварднадзе»[86].