– Теперь я понимаю, для чего в дверях были глазки. – Катерина испуганно взглянула на мужа, тот пересел ближе и обнял ее за плечи.

– Насколько мне известно, подопытные пациенты умирали как мухи. По ночам их выносили в ящиках, грузили в машины и увозили. Вопросами безопасности руководил полковник Безруков, он, кстати, жил в этой квартире. Я в прошлый раз уже говорил…

Громкий звук заставил всех оглянуться. В дверях гостиной с трясущимися губами стояла Инна Михайловна. У ее ног валялся поднос и осколки фарфоровой посуды.

– Вы – бесчестный человек! Вы наговариваете на моего отца! Он не мог заниматься такими делами! – у нее подкосились ноги. Старуха упала в обморок.

– «Скорую»! – крикнула Катерина. – Кто-нибудь, вызовите «Скорую помощь»! – она бросилась к Инне Михайловне.

К тому времени, когда приехала «Скорая помощь», Инну Михайловну перенесли в спальню. Осмотрев ее, врач сказал:

– Забираем. Ей срочно нужна госпитализация.

Катерина дала врачу свой номер телефона и попросила сообщить, в какую больницу отвезут Инну Михайловну. Он же посоветовал привезти ей самые необходимые вещи.

Оставшись в чужой квартире, все четверо снова прошли в гостиную. Катерина собрала осколки и вытерла пол.

– Плохая примета, – сказал ей Жорес.

– Почему?

– Нельзя мыть пол после отъезда человека.

– Я не мыла, а просто вытерла, – Катерина села на стул.

– Ну, что? Будем заканчивать? – поинтересовался Жорес.

– Ты еще не все рассказал, – напомнил ему Борис.

– Ах, да… Вас интересует история с чемоданами. Закончилось все весьма тривиально: антидот не нашли, и Лилия Глейзер скончалась. Но я не могу с предельной точностью воспроизвести дальнейшие события. Могу только предположить.

– Кто убил ее мать? – спросила Катерина.

– От нее избавились как от ненужного свидетеля. Отравили батрахотоксином. Он был под рукой.

– Почему их не вывезли в ящиках, как остальных?

– В ящиках вывозили тех, кого фактически уже не было, – приговоренных к смерти. Лиля и ее мать не были таковыми. Я думаю, что вся эта история с чемоданами была придумана для того, чтобы повесить их смерть на банду «Черная кошка», которая тогда была на слуху. Трупы обязательно должны были найти, но не сразу.

– А для чего туда подложили их паспорта?

– Нетрудно догадаться: для того, чтобы трупы опознали.

– Чем же все это закончилось?

– Лабораторию разогнали, квартиру перевели в разряд конспиративных. Про это я уже говорил. – Жорес встал. – Предупреждая следующий вопрос относительно склянки с ядом, отвечаю: я не знаю, как она попала под пол. Нетрудно догадаться: если в помещении работали с ядами, одна ампула могла закатиться под половицу. – Жорес обратился к Катерине: – Я не случайно вам намекал, чтобы вы освободили квартиру. В ней осталось слишком много улик. В грудах мусора под полом могли остаться другие ампулы, в спрятанной аппаратуре со времен конспиративной квартиры – опасные записи. Все случилось из-за неразберихи и путаницы, которая была в недрах нашего ведомства в девяностых годах. Тем не менее вы должны понимать, что за мной стоит аппарат. Сила, которой никто не в силах противостоять. Благодарите вашего друга Картавина и держите язык за зубами. Что касается квартиры – решать вам. Сможете в ней жить – живите. Я бы не смог.

Покачав головой, Катерина сказала Жоресу:

– Как-то в разговоре вы сказали, что этих троих рабочих убило время. И что у смерти не было выбора. Но я вам говорю: у преступников есть реальные имена и фамилии.

– Этих людей давно нет в живых, – заметил Жорес.

– Их имена нужно предать огласке.

– И что это изменит?

– Если об этом узнают, такое больше не повторится.

– Вы – идеалистка. Но это симпатично.

– Не вам об этом судить! – выпалил Герман.

– В таком случае мне лучше уйти. – Жорес посмотрел на Бориса, тот кивнул, и он, не попрощавшись, направился к выходу.

Когда за Жоресом захлопнулась дверь, Катерина тихо спросила:

– Что теперь?

Герман взял ее за руку и твердо сказал:

– Теперь мы едем домой.

– Нужно запереть дверь.

Борис вышел в прихожую и оттуда сказал:

– Здесь есть ключи.

Они покинули квартиру Инны Михайловны. Борис запер дверь, отдал Катерине ключи и, простившись, ушел первым.

Трубниковы спустились по лестнице, вышли из подъезда и направились через арку на Мясницкую улицу.

Было раннее утро. Ночь еще не ушла, и черные тени прятались по темным углам. Над Москвой воцарилась непривычная тишина. Теплый ветер бесшумно гулял между домов. Катерина и Герман шагали по улице, направляясь к своей гостинице.

– Слышала новость? – спросил Герман.

– Их было много…

– Я про Сапегу.

– Что еще? – спросила Катерина.

– Балашов ее бросил. Ушел в другую семью.

– И что она?

– Устроила истерику. Потом взяла пистолет Балашова и пообещала его пристрелить.

– Неужели стреляла?

– Пальнула несколько раз. Потом ее скрутили и отправили в дурку.

– Да-а-а-а… Такого Люсьена точно не ожидала. Думала, Паша навечно с ней, что бы она ни творила. Сапега останется в Жуковке?

– Нет. Туда переехала другая семья Балашова. Как я говорил, в ней трое детей.

– Дети взрослые?

– Погодки. Младшему сыну – два года.

– Балашов что-нибудь оставил Сапеге?

– Купил для нее хрущевку в Выхино.

– Думаешь, она поедет туда?

– А что еще остается? Когда выйдет из дурки, ей нужно будет где-нибудь жить.

– Грустно. – Задрав голову, Катерина посмотрела на серое предрассветное небо. – Знаешь, а мне ее жалко.

– Если бы ты знала, сколько крови она попортила Балашову!

– Несчастная женщина. Она никого не любит. Никто не любит ее.

– Сама виновата, – сказал Герман.

Катерина остановилась:

– Скажи, а ты меня любишь?

Герман тоже остановился и сказал:

– Я очень тебя люблю.

Она обняла мужа и прижалась к нему, словно ища защиты.

– Знаешь, Катька, – сказал Трубников. – Давай-ка возвращаться домой.

– Давай, – Катерина взяла его под руку, и они снова пошли.

– Ты не поняла, – Герман обнял жену за плечи. – Давай вернемся в Новосибирск.