Катерина кивнула, а Флерова развернулась и исчезла в темноте коридора.

Катерина постучала в дверь Инны Михайловны. На этот раз та была дома.

– А я как раз чай с чабрецом заварила! Проходите, сейчас стол накрою!

Катерина прошла в комнату и села в ожидании хозяйки и чая.

Минут через пять разрумянившаяся Инна Михайловна показалась в дверном проеме с подносом. Поставив его на сервант, она достала из нижнего отделения белоснежную скатерть, хлопком ее развернула и постелила на стол. Затем перенесла на него поднос.

– Вы, наверное, уже приходили, а я была в булочной. Не в той, что за углом, а в той, что в Большом Златоустинском. Там продают эклеры. Они всегда свежие. Вы любите эклеры?

– Люблю.

– Вот вам ванильные… с шоколадом. – Инна Михайловна выставляла на стол тарелки с пирожными.

– Инна Михайловна, вы помните своего отца? – спросила Катерина.

– Как же не помнить… Когда он умер, я уже окончила институт. А почему вы об этом спросили?

– Каким он был человеком? Ведь он работал в НКВД?

– Он был очень хорошим человеком! Добрым, заботливым. Очень любил меня и маму. Знаете, мне вспомнился один случай, если не возражаете, я его расскажу. Вы многое поймете. – Она расставила чашки и разлила чай. – Пейте, а я буду рассказывать… Когда я училась в старших классах, у меня была подружка Галя, дочь известного академика-агробиолога. Она жила в квартире над нами. Мы крепко дружили. Галя была не простым человеком, но я не замечала этого и любила ее, как сестру. Иногда, чтобы поговорить, Галя звонила мне по телефону. Кто-нибудь из наших старушек брал трубку, и она просила: «Позовите Инну, пожалуйста». И старушка долго шла по длинному коридору до нашей комнаты. Гале было проще и быстрее спуститься самой, но она мне звонила.

Конечно, достаток Галиной семьи был не сравним с нашим. Помнится, в выпускном классе у Гали появилась коричневая китайская шубка из искусственного меха. Это была невообразимая красота! С большим воротником-шалькой, с широкими рукавами, расклешенная. Когда Галя надевала ее и крутилась у зеркала, ее шубка раскрывалась, словно цветок. Нужно заметить, я страшно завидовала. Не черной, конечно, завистью, просто мне хотелось иметь точно такую. Я мечтала хотя бы раз примерить ее на себя. И однажды мне выпало это счастье. Поздним вечером мы с Галей возвращались со школьного бала. Освещение в Москве было не то, что теперь. Улицы скупо освещались бледными фонарями. Свет в окнах уже не горел. Мы шли по темному переулку, и Галя предложила мне поменяться верхней одеждой. Она согласилась надеть мое скромное пальто, а мне отдала свою шубку. До дома я шла в полной уверенности, что я – королева. Правда, потом Галя призналась: она сделала это только из страха за свою жизнь. В такой дорогой вещи на нее могли напасть, убить и забрать шубку.

– Такое тогда случалось? – спросила Катерина.

– И часто. Преступность в те времена в Москве была страшная. Тем не менее я тогда испытала непередаваемое счастье…

– Вы хотели рассказать о вашем отце, – напомнила Катерина.

– Да-да. Как я уже говорила, он был порядочным человеком и очень принципиальным во многих вопросах. Как-то по Москве стали ходить разговоры, что на стадионе имени Ленина продают какие-то невероятно красивые белые шубы…

– Где это?

– Простите, я все время забываю, что вы не москвичка. Теперь стадион имени Ленина называется стадионом «Лужники».

– Ага… Теперь поняла.

– Так вот… На этом стадионе продавали неимоверно красивые белые китайские шубы. Еще говорили, что за ними была страшная давка. У стадиона стояли оцепление и конная милиция. Я набралась храбрости и попросила отца купить мне такую шубу. Он был военным и мог пройти через оцепление. До сих пор помню, как жестко он меня отчитал. Сказал, что никогда на это не пойдет. Назвал меня замшелой мещанкой, недостойной звания комсомолки.

– Даже так? – удивилась Катерина. – Хотеть шубку для девушки – это нормально.

– Мой отец жил по другим законам.

– Все закончилось ничем?

– Нет, подождите… По городу уже ходили женщины в этих самых белоснежных, божественно красивых шубах. На них оглядывались. Ими любовались. В том числе я, но, так сказать, издали. И что же вы думаете? В один из дней прихожу я домой и нахожу в углу большой сверток. А в нем была та самая шубка! Вот таким человеком был папа.

Катерина спросила:

– Вы знали, чем он занимался?

– Отец служил в НКВД, а потом в КГБ. Неужели вы думаете, что он говорил со мной и с матерью о работе? Это было небезопасно, в первую очередь для нас. В те времена говорили осторожно, обдумывали каждое слово.

– Значит, не рассказывал. – Исчерпав эту тему, Катерина переключилась на следующую, которая интересовала ее не меньше. – Сегодня, когда вы постучали в окно…

– Простите! Я потом десять раз пожалела. Конечно, мне не следовало этого делать.

– Постучали, поговорили, и слава богу. Меня другое интересует. Скажите, почему вы заговорили про моего мужа?

– А разве это не он сидел на переднем сиденье?

– С чего вы взяли?

– Мы знакомы. Я запомнила его с прошлой встречи.

– С какой такой встречи? Можете рассказать?

– Несколько дней назад поздно вечером я собралась выносить мусор. Взяла пакет, накинула кофточку, даже переодеваться не стала. Выхожу на площадку. А из вашей квартиры выходит Герман Андреевич, с ним двое парней.

– Мой муж? – Катерина не могла сообразить, что к чему.

– Увидел меня. Здравствуйте, говорит. Я ваш сосед, Трубников Герман Андреевич. Я ему: хорошо знаю вашу жену. Спрашиваю: почему же так поздно? Он мне: дескать, хлопочу по ремонту. На том распрощались. Они вынесли что-то в коробках, а я пошла по своим делам.

– Вы уверены?

– А как же?! С головой пока все в порядке. Когда увидела вас в машине, решила поздороваться с Германом Андреевичем и пригласить его в гости. – Инна Михайловна по-доброму улыбнулась. – Обходительный человек. Уважительный. Вы с ним друг другу подходите.

– Значит, вы уверены, что сегодня в машине видели моего мужа? – Катерина на всякий случай спросила: – На каком месте он сидел?

– Ей-богу, Катерина, вы меня обижаете! На переднем, рядом с водителем.

– Да-да, я все поняла.

– Но почему вы расстроились? Может быть, я что-то не так сказала? Простите болтливую старуху, целый день одна как перст. Только и жду, когда кто-то придет, с кем можно поговорить.

– Не корите себя, Инна Михайловна, дело не в вас.

– Поссорились? – старуха отходчиво махнула рукой. – Дело молодое, помиритесь.