Через несколько месяцев после того, как я продлил контракт, сообразил я. За полгода до первого отцовского инфаркта. Как раз тогда я заметил первые изменения в ее письмах.

— Ты знаешь, что мы с Тимом давно дружили. Он был аспирантом, но когда я была на последнем курсе, некоторые предметы мы изучали водном здании. После лекций заходили в кафе выпить кофе или вместе занимались. Это нисколько не походило на свидания, мы даже за руки не держались, клянусь. Тим знал, что я люблю тебя, но он был рядом, понимаешь? Он слушал, когда я говорила, как сильно скучаю по тебе и как тяжела разлука. Мне действительно было очень плохо — я-то рассчитывала, что к тому времени ты уже будешь дома.

Она подняла глаза, и в них было… Что? Сожаление? Не знаю, не могу сказать.

— В общем, мы проводили много времени вместе, и Тим умел меня утешить, когда я совсем вешала нос. Он не уставал напоминать, что ты приедешь в отпуск, не успею я глазом моргнуть, и не могу тебе передать, как сильно я мечтала тебя увидеть. Тут заболел твой папа. Конечно, ты исполнил свой сыновний долг — в жизни не простила бы тебе, если б ты бросил больного отца, но нам-то с тобой нужно было другое! Да, это звучит эгоистично, и я презираю себя за такие мысли, но ведь словно сама судьба обернулась против нас! — Саванна взяла ложку и снова начала помешивать чай, собираясь с мыслями. — Той осенью, когда я закончила учебу и вернулась в родной город работать в городском центре оценки развития, родители Тима попали в аварию. По дороге из Эшвилла их машина потеряла управление и вылетела на встречную полосу. В них врезался грузовик. Его водитель не пострадал, а родители Тима мгновенно погибли от удара. Тиму пришлось бросить учебу — он уже учился на доктора философии — и вернуться сюда заботиться об Алане. — После паузы Саванна продолжила: — Я не знаю, как Тим это выдержал. С огромным трудом он смирился с потерей обожаемых родителей, но Алан был безутешен. Он все время кричал, рвал на себе волосы. Единственным, кто мог его сдерживать, был Тим, но это отнимало у него все силы. Именно тогда я начала регулярно к ним заходить — просто помочь.

Когда я нахмурился, она добавила:

— Это был дом родителей Тима, где они с братом выросли.

Как только она это сказала, я вспомнил — ну конечно, Саванна же рассказывала, что в детстве Тим жил на соседнем ранчо.

— Так мы и жили, утешая друг друга. Я пыталась помочь ему, он старался помочь мне, мы оба старались помочь Алану. И понемногу каким-то образом влюбились друг в друга. — Она впервые посмотрела мне в глаза. — Я знаю, ты сердишься на меня, или на Тима, или на нас обоих, но ты не знаешь, какая тогда сложилась обстановка. Столько событий, просто эмоциональный шквал… Я чувствовала себя виноватой, Тим тоже, но через некоторое время мы стали ощущать себя парой. Тим начал работать в том же центре оценки развития, что и я, и мы вместе решили открыть ранчо и работать по программе помощи детям, страдающим аутизмом. Родители Тима всегда хотели видеть его врачом. С этих пор мы почти не расставались. Ремонт и обустройство ранчо давали возможность отвлечься от своих проблем и заодно помочь Алану. Он обожает лошадей, а здесь была масса работы, и он постепенно привык, что родителей нет рядом. Мы стали опорой друг для друга… В том же году Тим сделал мне предложение.

Когда она замолчала, я отвернулся, переваривая услышанное. Некоторое время мы сидели молча, думая каждый о своем.

— В общем, вот так, — подвела итог Саванна. — Не знаю, что тебе еще рассказать.

Я тоже не был уверен, что хочу слушать дальше.

— Алан живет здесь, с вами? — спросил я.

— У него комната наверху. Почти такая же, как в доме родителей. Но с ним хлопот немного. Покормит и почистит лошадей, а потом сидит в своей комнате. Обожает видеоигры, может играть часами. В последнее время его не остановить — играл бы день и ночь, если бы я позволяла.

— Он и сейчас здесь? Саванна покачала головой.

— Нет, — сказала она. — Сейчас он с Тимом. — Где?

Прежде чем она ответила, в дверь настойчиво заскреблись, и Саванна встала открыть. В кухню вбежал ретривер, свесив язык и по-прежнему широко размахивая хвостом. Подбежав ко мне, пес обнюхал мою руку.

— Я ему нравлюсь, — похвастался я. Саванна сказала от дверей:

— Ей все нравятся. Ее зовут Молли. Сторожевая собака из нее никакая, но прелесть и добрятина. Только смотри, чтобы не обслюнявила.

Я посмотрел на джинсы.

— Уже.

Саванна показала большим пальцем через плечо:

— Слушай, я только что сообразила, мне кое-что нужно убрать. Ночью скорее всего будет дождь. Это не займет много времени.

Она не ответила на вопрос о Тиме и явно не собиралась этого делать.

— Нужна помощь?

— Нет, но можешь составить компанию. Смотри, какая прекрасная ночь!

Я вышел за ней. Меня обогнала резвая Молли, совершенно забыв, что только что просилась в дом. С дерева проухала сова, и Молли стрелой помчалась в темноту и исчезла. Саванна снова натянула сапоги.

Мы пошли к амбару. Я обдумывал услышанное, в очередной раз задаваясь вопросом, для чего было сюда ехать. Я не знал, радоваться ли, что ее мужем оказался Тим Уэддон — они всегда очень подходили друг другу, или огорчаться по той же причине. Узнать правду оказалось нерадостно, отчего-то легче было ее не знать. На меня внезапно навалилась огромная усталость.

Однако между нами оставалась какая-то недоговоренность. Я видел, что Саванна не до конца откровенна: это выдавала затаенная печаль в голосе. В обступившей нас темноте я остро чувствовал, как близко друг к другу мы идем, и гадал, думает ли об этом Саванна. Если у нее и были такие мысли, то виду она не подала.

Бродившие в темноте лошади казались большими бесформенными тенями. Саванна сняла с изгороди поводья и отнесла в амбар, развесив на колках. Я собрал лопаты и отнес к другим инструментам. На обратном пути она проверила, надежно ли заперты ворота.

Бросив взгляд на часы, я увидел, что уже почти десять, по местным меркам, довольно поздно.

— Пожалуй, мне пора, — сказал я. — Город маленький, еще пойдут слухи…

— Да, ты прав. — Откуда ни возьмись прибежала Молли и села рядом с хозяйкой, Когда собака прижалась к ноге Саванны, та отступила в сторону. — Где ты остановился?

— В мотеле у шоссе.

Она на секунду поморщилась.

— Я знаю это место.

— Да, смахивает на дешевый бар, — признал я. Она улыбнулась:

— Не могу сказать, что я удивлена. Ты всегда умел находить уникальные заведения.

— Как «Лачуга креветки»?

— Именно.

Я с силой сунул руки в карманы, не зная, увижу ли Саванну снова. Если это наша последняя встреча, то она получилась до абсурда обыденной. Мне не хотелось прощаться, но я не знал, что еще сказать.