Дорогой Джон - Николас Спаркс

Мике и Кристин

Писать этот роман было и радостно, и сложно. Радостно потому, что, как я надеюсь, мне удалось показать бла городство и цельность натуры тех, кто служит в армии, а сложно потому, что… Ну, если честно, каждая книга дается мне нелегко. К счастью, есть люди, которые существенно облегчают этот процесс, поэтому без долгих церемоний я хочу поблагодарить:

Мою жену Кэт, которую я люблю всем сердцем. Спасибо тебе за терпение, милая!

Моих детей Майлса, Райана, Лэндона, Лекси и Саванну. Спасибо за ваш неиссякаемый энтузиазм, ребята!

Моего литературного агента Терезу Парк. Спасибо за все!

Моего редактора Джейми Рааба. Спасибо за вашу доброту и мудрость!

Нового генерального директора «Хэтчетт бук групп» в США Дэвида Янга, Морин Иджин, Дженнифер Романелло, Харви-Джейн Коуэл, Шэннон О'Киф, Шэрон Крассни, Эбби Кунс, Денизу Динови, Эдну Фарли, Хауи Сандерса, Дэвида Парка, Флэга, Скотта Швимера, Линн Харрис, Марка Джонсона… С искренней признательностью за ваше дружеское отношение!

Моих приятелей — тренеров и участников легкоатлетической команды «Нью-Берн хай», побеждавшей как на открытых, так и крытых площадках в чемпионатах на приз штата Северная Каролина: Дейва Симпсона, Филемона Грея, Карджуана Уильямса, Даррила Рейнольдса, Энтони Хендрикса, Эдди Армстронга, Эндрю Хендрикса, Майка Виера, Дэна Кастелоу, Маркса Мура, Райшада Доби, Даррила Барнса, Джейра Уитфилда, Келвина Хардести, Джулиана Картера и Бретта Уитни. Последний сезон был на редкость удачным, парни!

Ленуар, 2006 год

Что такое настоящая любовь?

Было время, когда я точно знал ответ. Думал, окружу Саванну любовью более глубокой, чем питаю к себе самому, и будем мы жить долго и счастливо и умрем в один день. Но долго это не продлилось. Однажды она сказала мне, что ключи от счастья — это мечты, воплотившиеся в жизнь, а ее мечты ни на йоту не выходили за привычные рамки — дом, семья… словом, патриархальность. То есть чтобы у меня была постоянная работа, коттедж, обнесенный белым штакетником, и «универсал» или джип, достаточно большой, чтобы возить наших детей в школу, к дантисту, на тренировки по соккеру или на фортепьяно. Детей планировалось двое или трое — Саванна довольно туманно высказывалась на этот счет, но подозреваю, что она предложила бы не мешать природе и предоставить решать это дело Богу. Такая уж она была — имею в виду, религиозная, — и, наверное, отчасти поэтому я на нее запал. Какие бы испытания ни выпадали на долю каждого из нас, я часто представлял, как буду лежать рядом с ней в постели после трудного дня, болтая, смеясь и забывая обо всем на свете в ее объятиях.

Не очень натянуто звучит, а? Ну, если речь идет о двоих любящих?.. Вот и я так думал. И до сих пор в глубине души продолжаю верить в такую возможность, точно зная, что этого никогда не будет. Вскоре уеду отсюда и не вернусь.

Однако сейчас я засяду на стороне холма, выходящей на ее ранчо, и подожду ее появления. Саванна меня не заметит. В армии, знаете ли, учат маскироваться и сливаться с местностью, а я учился хорошо, потому что не испытывал желания пропасть ни за понюх табаку в песках посреди иракской пустыни. Мне требовалось обязательно вернуться в маленький горный городок в Северной Каролине и узнать, как обстоят дела. Когда человек тайно подливает масла в колесики какого-нибудь механизма, который его в общем-то и не касается, он испытывает чувство неловкости, почти сожаления, пока не выяснит, чем дело кончилось.

В одном уверен точно: Саванна никогда не узнает, что сегодня я был здесь.

При мысли о ней, такой близкой и такой недосягаемой, в душе поднималось что-то тоскливое, ноющее, но теперь уж так и будет: я — отдельно, она — отдельно. Мне долго не удавалось смириться с этой простой истиной, ибо на какое-то время наши судьбы слились в одну, но это было шесть лет и две жизни назад. Нам остались лишь воспоминания, хотя я уже убедился, что мысли о ней обладают чуть ли не физической осязаемостью. В этом мы с Саванной тоже отличаемся друг от друга: если для нее воспоминания как звезды в ночном небе, то мои скорее смахивают на населенную призраками пустоту где-то между небом и землей. В отличие от Саванны меня мучает вопрос, который я задавал себе тысячи раз после расставания: почему я это сделал? И поступил бы так снова?

Это, видите ли, я разорвал отношения с Саванной.

Листья на деревьях, за которыми я сидел, медленно наливались огненным светом, подсвеченные выглянувшим из-за горизонта солнцем. Птицы начали свою утреннюю перекличку. Воздух был напоен ароматом сосен и земли, так непохожим на соленую океанскую свежесть моего родного городка. Через некоторое время дверь дома распахнулась, и я увидел ее. Несмотря на разделявшее нас расстояние, я невольно затаил дыхание, когда Саванна вышла навстречу новому рассвету. Сладко потянувшись, она сошла с крыльца и свернула за угол дома. Кораль невдалеке сверкал, как зеленый океан; Саванна прошла в калитку, ведущую на выгон. Послышалось одинокое приветственное ржание, тут же дружно подхваченное другими лошадьми; мне всегда казалось, что Саванна слишком миниатюрная, чтобы так безбоязненно ходить среди этих громадин. Но она всегда ладила с лошадьми, и они ее любили. Полдюжины лошадок, в основном подседельных, пощипывали траву у столбов ограды. Мидас, ее черный в белых «чулках» арабский жеребец, стоял отдельно. Однажды мы ездили верхом. К счастью, обошлось без увечий — я цеплялся за лошадь как за жизнь, а Саванна сидела в седле привычно и чуть ли не расслабленно, будто в кресле перед телевизором. Сейчас она подошла поприветствовать Мидаса — потерла ему нос, шепча что-то, похлопала по крупу и направилась дальше. Жеребец навострил уши — хозяйка шла к амбару.

Саванна исчезла внутри и вскоре появилась снова, неся два ведра — с овсом, должно быть. Ведра она повесила на столбы ограды, и к ним сразу потрусили две-три лошади. Хозяйка отступила, чтобы дать им место. Я смотрел, как легкий бриз шевелит волосы Саванны, пока она кладет седло на спину Мидасу, застегивает подпругу и накидывает поводья. Пока Мидас хрупал овсом, она уже подготовила его к прогулке, а через несколько минут вывела с пастбища и потянула к лесной просеке. Саванна выглядела в точности как шесть лет назад. Это, конечно, неправда — я видел ее вблизи в прошлом году и заметил первые тоненькие морщинки вокруг глаз, но волшебный кристалл, через который я на нее смотрю, сохраняет для меня прежнюю Саванну. В моих глазах ей всегда будет двадцать один. А мне было двадцать три, я служил в части, расквартированной в Германии, и даже представить не мог, что через пару лет буду участвовать в военных действиях в Фаллудже и Багдаде и получу ее письмо, которое прочту на железнодорожной станции в Самаве[1]в первые недели иракской кампании. Мне еще только предстояло возвращение домой после событий, которые изменили всю мою жизнь.