Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это моя тайна, и только тебе предстоит ее узнать. Тебе одному. Понимаешь, это был подарок. От ведьмы Хурл, которая правила тут много лет назад…
– И что же с ней случилось?
– Никто не знает. Просто исчезла однажды ночью, и все. Но суть не в этом, Манси. Суть в том, чтó она мне подарила. У нее была одна статуя, очень старая. Какой-то богини Земли или вроде того. Из нее ведьма черпала всю силу для своей магии. В общем, тот, кто изваял эту статую, вполне мог взять за образец меня, если ты понимаешь, о чем я.
– Вроде бы ты говорила, что статуя была очень старая. Сколько же тебе лет?
Фелувил нахмурилась:
– Нет, это была не я. Но вполне могла бы ею быть. Особенно мои подружки… нет, не смотри по сторонам, идиот. Я толкую про сиськи, которые ты держишь. Вот эту зовут Ядреная, она всегда крепкая, а другую – Обвислая, она… в общем, ясно.
– Ты дала имена своим сиськам?
– А что, нельзя? Они ведь мои подружки.
– Как бы… наперсницы?
Женщина прищурилась:
– Гм… никогда о таком не думала. Спасибо. А теперь отпусти-ка их, чтобы я смогла снять платье, и тогда увидишь, что ведьма с ними сделала. Ну, чтобы они походили на сиськи той статуи.
– Вроде бы ты говорила, что они и так уже были похожи.
– Почти. Но теперь – полностью, Манси.
Фелувил повернулась спиной, будто внезапно засмущавшись, и, дернув плечами, скинула тяжелое грязное платье. А затем снова развернулась лицом к Эмансипору.
Ее груди были лишены сосков. На их месте располагались рты, с мягкими, ярко накрашенными красным женскими губами. Риз ошеломленно смотрел, как обе сиськи посылают ему поцелуй.
– Зубы у них тоже есть, – сказала Фелувил. – И языки. Но говорить они не могут, что, вероятно, и к лучшему. По крайней мере, мне так кажется. Смотри, как они облизывают губы.
Развернувшись кругом, Эмансипор проковылял в ближайший угол, и его стошнило.
– Эй! – крикнула за его спиной Фелувил. – Это же были полкотелка моей лучшей похлебки, чтоб тебя!
Шпильгит отстранился от стены.
– Сперва Фелувил что-то кричала, – прошептал он. – А потом начала ругать его на чем свет стоит. Что, мол, она считала его приличным человеком, но, похоже, ошиблась. Дальше послышались шаги, и кто-то пытался выйти из комнаты.
– Да вот только мамуля заперла дверь, – пояснила Фелитта. – Ему никак не выйти.
Шпильгит хмуро взглянул на девушку:
– Фелувил уже делала так раньше? Чем они там занимались? Она запирает мужчин в своей комнате? Почему они хотят уйти? В смысле, я тоже бы захотел, но я никогда и не пошел бы к ней в комнату. А этот тип пошел, то есть примерно знал, что будет дальше? И я слышал, как бедняга хрипел, или блевал, или что-то в этом роде. Погоди… Фелувил что, его душила? Она их убивает, Фелитта? Твоя мамаша – убийца?
– Откуда мне знать? – бросила девушка с кровати; котоящер растянулся у нее на коленях, наблюдая за Шпильгитом немигающим взглядом желтых глаз. – Может, я и видела, как она хоронила парочку трупов на заднем дворе. Но такое бывает, – в конце концов, это гостиница, люди в постелях, старики пытаются умереть с улыбкой на устах и все такое.
– Фелувил закапывала постояльцев на заднем дворе?
– Ну… совсем уже мертвых, естественно. Не таких, как Акль.
– Акль не умер.
– Нет, умер.
– Исключено. Да, петля его придушила, и, вероятно, мозг его слегка пострадал, отчего все и считают беднягу мертвым. Но он не умер и именно потому вернулся. Боги, поверить не могу, какие предрассудки царят в этом вашем захолустье. Вы ведь с тех пор все дурно с ним обращались? Позор, да и только.
– В захолустье? – обиженно моргнула Фелитта. – Ты называешь Спендругль, где я родилась, захолустьем? Тогда кто я – захолустница? Такой ты меня считаешь, горожанин вонючий?
Шпильгит поспешил к ней, в последний момент отпрянув перед Рыжиком, который вдруг зашипел и вздыбил чешую.
– Конечно же нет, дорогая моя. В любой куче навоза спрятана жемчужина, и в данном случае это ты. Если бы я не любил тебя и все такое, то разве предложил бы помочь сбежать? И кстати, – продолжил он, пытаясь подобраться ближе, но Рыжик поднялся на лапы, выгнув спину, прижав уши и раскрыв пасть, – если бы ты не считала, что здесь настоящее захолустье, то и не захотела бы отсюда убраться.
– А кто сказал, что я хочу отсюда убраться?
– Ты сама говорила! Забыла, милая?
– Это ты хотел меня украсть, а я тебя слушала как дура, и ты меня в конце концов убедил. Но может, мне тут нравится? А уж когда мамуля разрешит мне работать вместе с другими девушками, я…
– Она не разрешит, Фелитта, – сказал Шпильгит, ища что-нибудь, что можно было бы использовать как оружие против кота. – Даже не надейся. Мать никогда тебе этого не позволит. Уж она позаботится, чтобы ты до конца жизни осталась старой девой. И ты это тоже прекрасно знаешь.
Увидев на комоде бронзовый подсвечник, Шпильгит взял его в руку.
– Но ты же говорил, что не позволишь мне иметь в городе кучу мужчин. Тогда какой мне смысл куда-то с тобой ехать? В конце концов ты окажешься ничем не лучше мамули и закуешь меня в цепи в каком-нибудь подвале! Эй, что ты делаешь?
Он направился к ней, взвешивая в руке подсвечник.
– Ты в самом деле этого хочешь? Хочешь, чтобы я сдавал тебя на ночь любому, кто готов заплатить?
– А ты мог бы? Да, пожалуйста! Зачем тебе этот подсвечник? – Девушка попятилась на кровати. – Интересно, сколько трупов ты закопал за своей конторой?
– Не говори глупостей. Сборщикам налогов, естественно, хочется, чтобы люди жили вечно. Всё старели бы и старели, а мы драли бы с них три шкуры за каждую тяжким трудом заработанную монету.
– Положи эту штуку!
– Сперва я ею воспользуюсь. Не сомневайся. – Он поднял подсвечник.
Рыжик прыгнул, намереваясь вонзить когти ему в лицо.
Шпильгит замахнулся со всей силы.
Эмансипор Риз тщетно сражался с дверным запором. За его спиной слышался низкий горловой смех Фелувил:
– Бесполезно, Манси. У нас впереди целая ночь, а когда я говорю, что мы покроем тебя поцелуями с ног до головы, это не шутка. Поцелуями, засосами, щипками и…
– Открой эту клятую дверь! – рявкнул Эмансипор, разворачиваясь кругом и хватаясь за меч.
Фелувил подняла руку:
– Тсс! Слушай! Я слышу голоса в комнате моей дочери! Голоса! Боги, это Шпильгит! – Она подобрала с пола платье и начала