А для чего был нужен рубль? 20 копеек стоил билет на танцплощадку, но можно было и без билета перемахнуть через забор, к слову, достаточно высокий. Но к безбилетному варианту прибегали редко, ибо реальной была опасность, что дежурившие милиционеры, или, как тогда говорили, «мусора», могли и вывести с площадки, и не просто вывести, а и в отделение привести для составления протокола.

Итак, 20 копеек билет, а оставшиеся восемьдесят копеек с троих составляли 2.40, как раз на бутылку перцовой и пару плавленых сырков, то есть каждому по стакану. Если был Воробей, то брали бутылку водки и делили на четверых. Пили там же, «под Николой», и уж после того шли на танцы в «Рабочий сад».

Он начинался с широкой прямой аллеи под вековыми деревьями со скамьями и урнами в виде огромных вазонов. Аллея выводила в центр парка. На середине его – круглая деревянная танцплощадка, чуть приподнятая над асфальтом. По бокам площадки – ларьки, где можно выпить пива и кой-чего покрепче. Обычный мужской заказ тогда – «сто грамм и кружка пива». Дешево и сердито. Когда начали бороться с пьянством путем ограничения времени продажи и сокращения числа магазинов, торговавших спиртным, то, глядя на обезумевшие очереди, всегда с грустью вспоминал «Рабочий сад»: никаких ограничений и никаких пьяных. А ведь танцевали не какие-то малолетки, а вполне взрослые люди, которым было порой далеко за сорок. Может, дело в том, что отдых предлагался самый разносторонний.

За танцплощадкой размещался летний кинотеатр, на крыше кинобудки рассаживался духовой оркестр, и весь вечер звучала красивая музыка.

В кинотеатре не только фильмы демонстрировали, хотя они – прежде всего и каждый вечер. Здесь же организовывались концерты. Хорошо помню концерт Леонида Осиповича Утесова с дочерью Эдит и джаз-оркестром. Переполненный зал, сидели в проходах и прямо на полу. Леонид Осипович много шутил. Свою дочь он представил следующим образом: «До пояса – я, ниже – мать родная»… Горячими аплодисментами встречали каждую песню…

Мы любили «Рабочий сад». Едва заканчивался трудовой день, начинались сборы на танцы, где мы ждали избранниц, а они – нас…

Конец наступил примерно в восьмидесятых годах, когда канавы и пруд засыпали и в парке сразу стало сыро. Дубы начали гнить, их постепенно вырубили. Сейчас мало что напоминает былое. Работы по возрождению парка ведутся, но медленнее, чем хотелось бы.

Конечно, были и организованные вечера, а чаще вечеринки. Начав работать, я зачастил в «комсомольское» общежитие, располагавшееся рядом с «Рабочим садом». «Комсомольским» оно именовалось потому, что здесь не селили семейных пар. Сплошь девчата. Комнаты большие – коек на десять. Но и Красный уголок большой. И первый «рабочий» новый год я встречал в том общежитии. Совершенно не помню своей подруги, ни лица, ни имени. Помнится, переходили из комнаты в комнату: пили, пели, танцевали, обнимались, целовались, и вдруг где-то около часу ночи всех нас выдернул из комнат в коридор жуткий крик. Бросились к лестнице. А там на межэтажном марше лежал, раскинув руки, высокий молодой парень, на белоснежной рубашке его быстро расплывалось кровавое пятно.

– Зарезали гады, такого парня зарезали, – заплакала моя подруга.

– Ты знаешь его?

– Конечно, Саша Белов. Он за моей подругой ухаживал. Сам из корпусов… Бедная мать, только что летом старшего сына похоронила. На крыше вагона ехали за грибами, он зачем-то приподнялся, а тут мост, снесло голову, словно ножом…

Драки в местах отдыха в ту пору – явление обычное. Но дрались без нынешнего озверения. Соблюдались правила: «лежачего не бьют» и «до первой крови». А чтобы ножом пырнуть – крайне редко. Огнестрельного оружия не знали вообще. Даже милиционеры на дежурство выходили, имея в распоряжении только свисток. А здесь намеренное убийство. Праздник померк и сам собой прекратился. Расходились с тяжким чувством какой-то вины.

Летом – «Рабочий сад». Зимой, кроме общежития, – каток, в который превращалось футбольное поле стадиона «Красное знамя», рядом с клубом XVI партсъезда. На льду особо не станцуешь, потому сбоку от центрального входа утоптали хорошую площадку, где мы с удовольствием выплясывали в валенках, пальто, шапках и даже варежках, если уж очень холодно. Вы можете себе представить вальс в валенках? Нет? А мы – танцевали. Предпочтение отдавалось все же танцам быстрым, то есть фокстроту. И самой популярной в тех плясках на снегу была пластинка с песнями в исполнении Леонида Утесова, и особенно эта: «Мишка, Мишка, где твоя улыбка», которую перепевали по-своему: «Мишка, Мишка, где твои штанишки…» Веселились, как могли.

Еще одно место для танцев – сам клуб XVI партсъезда. Бывший храм Петра и Павла – двухэтажный, зрительный зал – на втором этаже с балконами, а нижний, выложенный паркетной плиткой, представлял огромный и гулкий зал. Справа от входа – маленькая эстрада и обширная площадка, где перед началом сеанса играл, говоря словами известной песни, «надежды маленький оркестрик под управлением любви». Рано пришедшие танцевали. Приходили для этого за час, полчаса до сеанса.

Вспоминаю, и оторопь берет: что же мы творили! Ведь клуб не что иное, как самая узнаваемая в городе церковь Петра и Павла. Подобных в России всего две: Петропавловская в Петербурге да наша.

Там, где святое место любого православного храма – алтарь, находились буфет и туалеты. Мало того, что изгадили всё, сбив богатейшую лепнину, уничтожив красивейшие росписи на стенах, так взамен оставили единственное украшение – кумачовый лозунг «Для нас важнейшим из искусств является кино. В.И.Ленин». Крупно. По центру. Над экраном. И пока свет не погаснет, будешь миллион раз смотреть на него.

«Шестнадцатый» был всегда полон, но что там творилось, когда вышла комедия «Карнавальная ночь», не поддается описанию. Аналогичный успех имели еще только два фильма: американский «Тарзан» и индийский «Бродяга». Но то иностранные, а тут своя картина. И зал, и балконы переполнены. Песни из фильма звучали тогда, кажется, отовсюду, реплики разошлись на цитаты. Ажиотаж. Схожая судьба у фильма того же времени – «Весна на Заречной улице». Опять песни, мгновенно полюбившиеся, реплики, превратившиеся в поговорки. Исполнители главных ролей в этих фильмах Людмила Гурченко и Николай Рыбников навсегда стали любимыми актерами.

Клуб Сталина в годы моей молодости надолго закрыли для капитального ремонта. Реконструкция завершилась пристройкой двух фойе с обеих сторон зрительного зала да несуразного крыльца с мощными четырехугольными поддерживающими столпами из кирпича, безнадежно испортившими неповторимый внешний облик строения в целом.

До того прямо с улицы зритель попадал в широкий коридор с туалетами по краям его и буфетом. Но