— Мужчине тяжело добывать информацию такого рода, а женщина, как любит повторять наш шеф, «в игольное ушко пролезет»! Вот я и пролезла. Легко заарканила этого мужика, уложила в постель, увы, старый дедовский способ срабатывает лучше других, а уж в интимном ворковании я его раскрутила, и он все мне выложил, вплоть до имен девушек. Увы, Алин среди них не было, — заметив напряжение во взгляде Виктора, сразу же проговорила она. — Но это ничего не значит, красотки живут там под вымышленными именами: Кэти, Биби, Мими и так далее. Церемония такова: сначала легкий ужин и парад красоток, во время которого каждый выбирает свою, потом все расходятся по комнатам, и девочки их там ублажают, выполняя любые капризы. После полуночи разъезд. Там пять девушек, а потому и гостей больше не бывает. Звучит классическая музыка, комнаты декорированы разными тканями, картины на стенах, такой образчик классического стиля. Девицы выходят не в колготках и лифчиках, а в строгих, а-ля девятнадцатый век, декольтированных нарядах и, как говорил мой боров, от них веет девственной порочностью. Это особый шарм для таких сексуальных маньяков, каким оказался мой маргариновый король. Он подписал контракт с Россией, а оформлял контракт Филипп, так что денежки у Лакомба водятся — и охрана, и девочки, и наряды — все окупается!

Бывший разведчик раскурил трубку.

— Этот маргариновый король боится вашего Филиппа. Говорит, тот способен на все. И советовал мне держаться от него подальше.

4

Алена медленно выздоравливала. Поднявшись первый раз, почти не ощутила своего веса, настолько она похудела, превратившись в травинку. Ей даже показалось: стоит оттолкнуться от пола, и она зависнет в воздухе, полетит, подгоняемая легким сквозняком с кухни. В ней вдруг снова появилась та невероятная легкость прыжка росомахи, когда тело не мешало и не тянуло вниз.

Побродив по гостиной, она могла часами смотреть в окно, вниз, на шумную парижскую улицу, по которой беспрерывно катились машины разных цветов и оттенков, и эта большая оживленная улица с четырехсторонним перекрестком напоминала детскую игру. Окна были плотно закрыты, и отдаленно, волнами закатывал уличный шум,а посидев так минут десять, она погружалась в странную, почти наркотическую дремоту, вывести из которой ее мог лишь свистящий удар плетки да резкий окрик охранника Хасана, злобного татарского пса со сплющенным, сломанным когда-то на ринге носом и узкими щелками глаз.

Он, как и четверо, прекрасных обитательниц большой пятикомнатной квартиры, из дома не отлучался. В его обязанности входило следить за каждым их шагом, подслушивать все разговоры и обо всем докладывать хозяину, Филиппу Лакомбу. Раньше девушек было пять, но одна из них, самая младшая, Нина, за два дня до прибытия Алены покончила с собой, не выдержав полуторагодичного плена. Почему-то именно ее больше других невзлюбил Хасан, садистски унижая, заставляя ублажать его столь мерзкими способами, что Нину трясло, выворачивало всякий раз наизнанку. И она, улучив момент, когда Хасан набросился на еду, а подруги легли отдыхать, закрылась в ванной и вскрыла себе вены. Через час ее хватились, вышибли дверь, но было уже поздно.

Примчался Филипп, тело завернули в полиэтиленовый мешок и ночью тайком вывезли неизвестно куда. Ужас охватил остальных пленниц. Они взбунтовались и потребовали немедленно отправить их домой, наотрез отказавшись работать и требуя свидания с русским послом или консулом. Назревал большой скандал. Лакомб-младший не на шутку перепугался, сам приехал уговаривать «своих подружек», как всегда ласково их называл, объявил, что готов выслушать и пойти на уступки. Пленницы не хотели его и слушать.

— Все, успокоились, хватит! — жестко обрубил всех Лакомб. — Мне самому жаль, что так все получилось! Я обещал устроить ваши судьбы — и сделаю это! Кое-кто из моих постоянных клиентов уже намекал мне, что был бы счастлив иметь такую жену...

— Про кого говорили? — загоревшись и тряхнув золотистыми кудряшками, пропищала Мими, похожая на хрупкую статуэтку. — Кто хочет моего счастья?

— Я не могу пока открыть эту тайну, это деликатный, вопрос, меня просили не разглашать...

— Кому ты нужна, пискля зеленая?! — рассмеялась Кэти. — Жди, завтра графиней станешь!

— Зря смеешься, Кэти! — снисходительно улыбнувшись, загадочно проговорил Филипп. — Между прочим, тобой тоже интересовались! Да что говорить, наши француженки вам в подметки не годятся! Вы все настоящие красавицы, а с таким опытом еще

желаннее! Нормальные французы без предрассудков, для нас девственность вовсе не достоинство, а недостаток. Молодость должна перебеситься, чтобы уступить место зрелости, а какая нормальная жена без чувственного и сексуального опыта? Вы же дипломированные жрицы любви, вам уже подвластны все тайны сладкой страсти, вы способны оживить мертвеца, а это дорогого стоит, не так ли?

Филипп умел убеждать, и две другие девушки, Биби и Лили, завороженно слушали хозяина, веря каждому его слову. Да и Мими уже недовольно посматривала на Кэти, готовая присоединиться к ним.

—Поэтому зачем нам ссориться, подружки мои? — видя, что ситуация меняется, ласково пропел он. — Решим дело миром. Ну что вас не устраивает, выкладывайте!

Лакомб выслушал все претензии, и пообещал возобновить воскресные прогулки, а сам день вообще сделать выходным. Чтобы окончательно их задобрить, он выплатил каждой «подружке» по полторы тысячи долларов за год работы, объявив, что по окончании второго последует такая же сумма. Строго приказал Хасану к девушкам не притрагиваться, а быть лишь их охранником, а также по их просьбе согласился добавить в ежедневный рацион йогурты, овощи, соки и улучшить набор косметики и кремов. Но звонить и писать письма домой по-прежнему запрещалось.

У оставшихся четырех девушек, как и у Нины, был заключен контракт на два года с одной московской фирмой, направившей их на работу в Париж. Девушки знали, какая работа их ждет: «развлекать гостей песнями, танцами, веселыми разговорами и создавать им хорошее настроение», так было записано в контрактах, но все они хорошо понимали, что кроется за этими словами. И не жаловались.

Поначалу все было внове, интересно, даже, фильмы и телепрограммы, пусть на незнакомом им языке. Они старательно учили французский, раз в неделю, по воскресеньям, выходили в город. Поднялись на Эйфелеву башню, посетили Лувр, съездили в Фонтенбло, поглазели на собор Нотр-Дам и на знаменитое варьете «Мулен руж», прошлись по Елисейским Полям, Монмартру, постояли на набережной Сены, посидели в летнем кафе, выпив по чашке кофе, на большее денег не выделили. Но и этих впечатлений хватало, чтобы не сетовать на гнусную и однообразную работу. Но однажды эти прогулки отменили. Филипп в ответ на их возмущенный ропот ответил лаконично:

— В контракте не записано. Как не предусмотрены и выходные, тем более что вы не очень утруждаетесь! Пить шампанское, есть фрукты, да еще получать удовольствие с избранными мужчинами Франции — за такие вещи вы мне еще приплачивать должны! Я представляю, кто бы в Москве вас пользовал: разные хачи да тупоголовые охранники. Так что радуйтесь тому, что есть!