– Тем не менее они привели в исполнение свое желание.

– Как! Они попали в женские покои?

– Да, ваше величество.

– В таком случае неверные стражи первыми будут наказаны, – гневно воскликнул султан. – Где были стражи внизу?

– На своих местах, но капиджи не смели задержать офицеров.

– А евнухи? А ты? Где был ты?

– Я только лег спать.

– В таком случае ты ответишь мне головой за то, что дерзким удалось это неслыханное дело! – воскликнул султан.

– Смилуйтесь! Умоляю ваше величество о помиловании!

– А евнухи? Где были они?

– Они отлучились на минуту.

– Пусть за это бросят их в подземные тюрьмы сераля и назначат других сторожей! Ты же, под наблюдением которого находится весь дворец, немедленно сложишь маршальский жезл! Где трое офицеров?

– Они отдали мне свои шпаги и находятся теперь во дворце Долма-Бахче в ожидании приговора вашего величества.

– Они заслужили смерть! – воскликнул султан в сильном раздражении. – За эту дерзость они поплатятся головами!

Шейх-уль-ислам слышал приговор– улыбка торжества скривила его рот.

Итак, три офицера недолго должны были пережить выход из полка капиджи, выход, так оскорбивший шейх-уль-ислама.

– Помилосердствуйте, – молил гофмаршал, преклоняя колена перед султаном. – Всенижайший раб вашего величества неповинен в ужасном происшествии!

– Прочь с глаз моих, вон из моего дворца! Мне уже давно донесли, что ты в должности гофмаршала приобрел большой капитал. Если деньги нажиты честным путем, они останутся у тебя: но следствие покажет, верным ли слугой ты был мне.

Гофмаршал лежал на ковре, дрожа от страха, как преступник, внезапно увидавший, что вина его открыта. Члены его дрожали, он не мог произнести ни слова и только простирал руки к султану. Гневный жест последнего приказал ему оставить кабинет. Абдул-Азис был в таком возбуждении, которое до тех пор было лишь раз замечено в нем: только когда он впал в тяжкую болезнь. Лицо его было бледно, глаза лихорадочно блестели, нервными порывистыми шагами ходил он туда и обратно по кабинету.

– Разошли приказы, великий муфтий! – закричал он шейх-уль-исламу. – Пусть их отошлют сегодня же к великому визирю! Трое офицеров должны быть приговорены к смерти, евнухи – к удалению, а гофмаршал привлечен к строжайшему следствию – это моя воля! Ступай!

Мансур-эфенди знал султана, он очень хорошо понимал, что в данную минуту лучше всего ретироваться, поэтому немедленно поспешил воспользоваться приказанием удалиться. Кроме того, через сегодняшнюю аудиенцию он достиг всего, чего только желал, а потому с внутренним удовольствием оставил кабинет. В руках его был важнейший вопрос двора. Таким образом, держал он теперь в своих руках все нити и одним ударом предупредил султаншу-мать на всех пунктах; приказы относительно принцев, которые лежали у него в кармане и которые он хотел немедленно привести в исполнение, могли служить внешним знаком его победы.

Едва наступил вечер, как любимая яхта султанши-матери показалась внизу у берега Беглерберга. Она пристала к берегу, и султанша явилась в покои своего сына. Султан только что встал после традиционного послеобеденного сна, когда султанша Валиде в сильном волнении явилась к нему.

– Что сделал ты, великий султан! – воскликнула она, оставшись наедине со своим сыном. – Что случилось? Кто побудил тебя отдать приказания касательно принцев? Шейх-уль-ислам, эта хитрая пронырливая лисица? Но мое слово последнее, султан!..

– Ты в волнении, успокойся, султанша, – отвечал Абдул-Азис.

– Мое слово последнее, султан! Если шейх-уль-ислам останется твоим советником и главой правоверных, я добровольно отправлюсь в ссылку. Он или я! Что ты уволил мушира Изета, этого добросовестного и бдительного чиновника, что ты возвратил принцам их увеселительные дворцы и прежних слуг, – все это дело его рук. Но ты не думаешь о последствиях.

– Мансур-эфенди пересмотрит законы относительно престолонаследия!

– И ты доверяешь этому хитрому муфтию? Ты веришь, что он будет служить твоим целям? Ты исполнил его домогательства и просьбы, но уверен ли ты, что он будет следовать твоим желаниям? И если он даже действительно провозгласит прямой порядок престолонаследия, если ты достигнешь высшей цели, султан, к каким последствиям приведет тогда свобода, которую ты даешь принцам! К чему приведет твое великодушие? Умоляю тебя подумать, что без противодействия не примут они этого порядка и не откажутся от своих прав. А ты еще увеличиваешь их власть, ты делаешь их свободными и независимыми? Отмени твои приказы, султан! Прикажи еще надежнее караулить их.

– Я не хочу посеять между ними яд злобы, рабства и возмущения!

– Ты этого не хочешь, но никто не может этому воспрепятствовать! Верь мне, что крайне необходимо еще внимательнее присматривать за принцами теперь, когда ты хочешь возвести на престол своего сына принца Юсуфа!

– Я не могу несколько раз на дню менять свои приказания, – пояснил султан, – раз я произнес, что принцы могут переехать в увеселительные дворцы, значит, должно быть так!

– Хорошо же! Последствия твоего поступка не замедлят сказаться, – отвечала султанша Валиде, бледная и мрачная, – пусть другие вернее служат тебе, пусть другие пожинают неблагодарность. Я уже долго внимательно наблюдала за всем – теперь уже это невозможно более. Я ухожу! Но выслушай и последуй моему последнему совету, я не могу уйти без этого: уволь этого шейх-уль-ислама! Он никогда не изменит порядка престолонаследия. Если ты доверишься ему, ты погиб!

– Султанша! – воскликнул Абдул-Азис, вскочив со своего места.

– Я одна могу сказать тебе это, султан, тебе же остается поступать, как тебе угодно, – продолжала султанша Валиде гордо. – Ты сделал свой выбор, я удаляюсь. С окровавленным сердцем посмотрю я издали, как ты доверяешь тем, кто давно служит и верен тебе, как ты слушаешь их. В этот час напоминаю тебе слова пророчества, которые произнес тот нищий дервиш у твоей колыбели: «Берегись твоих врагов во дворце твоем, вблизи тебя!» Решено – я удаляюсь! Аллах да защитит тебя, султан!

– Обдумай свое решение, султанша! – обратился Абдул-Азис к матери.

– Оно хорошо обдумано, все в твоей власти, – заключила султанша Валиде, – с тяжелым сердцем расстаюсь я с тобой, но иначе быть не может. Где владычествует этот Мансур, там нет места для меня. Прощай, султан!

Абдул-Азис видел, как удалилась его советница, его мать, но ее слова оскорбили его, и он не удержал ее. В первый раз султанша Валиде ошиблась в своих расчетах, она зашла слишком далеко, она чувствовала это, она проиграла. Она хотела выйти победительницей и сильным ударом раздавить соперника, но удар этот не удался. Игра была проиграна, и теперь уступить– значило изменить своему слову. А потому султанша Валиде оставила дворец в страшном раздражении, она была так исполнена гнева и злобы, что охотно излила бы их на своих рабах и гребцах, вид крови был для нее отраден в эту минуту! Она сжимала кулаки, и когда вернулась на свою яхту, то как богиня гнева стояла в своем роскошно убранном золотом павильоне.