— Значит, Грибница и Всеобщность, которую она несет в обитаемые миры, — это не враг, лелеющий планы геноцида, — задумчиво проговорил Раскин. — Это всего лишь — дефрагментация…

Моисей усмехнулся.

— Не так страшен черт, как его рисуют. Уверен, ты сможешь найти способ деинсталлировать эту программу без вреда для ее носителей.

Раскин заметил с сомнением:

— Не думаю, что на Земле меня встретят с распростертыми объятиями. Наполовину — «зомбака», наполовину — ушельца… К тому же, Борис, не забывай, что меня там давно похоронили.

— Доставить тебя прямым рейсом на Землю — слишком опасно. Треугольник внял уроку на Барнарде-1. Но вскоре откроется более благоприятное «окно». Как говорят, не было бы счастья, да несчастье помогло. На Аркадии масса Грибницы достигла значения, позволяющего провести единовременное подключение планеты к Всеобщности. Это будет последним глобальным экспериментом Треугольника перед инициацией Сердцевины в Солнечной системе. Можно предположить, что пройдет гладко далеко не всё и ты окажешься в том мире не единственным наполовину «зомбаком», наполовину ушельцем.

— Аркадия… — задумчиво повторил Раскин. — Всегда завидовал тем, кому довелось служить на Аркадии…

Вероника фыркнула:

— Вот уж нашел чему завидовать!

Ночь наступила мгновенно. Секунду назад они сидели, окутанные свинцовыми сумерками, и вот — сразу ночь… Не загаженная цивилизацией планета, чистая от пыли атмосфера — нечему было задерживать солнечные лучи, продлевая вечернюю агонию. Впрочем, ночь на Авалоне не означала приход непроглядной тьмы. Ярче, чем земная луна, светила сапфирная Вега; полыхал Эпсилон Лиры — удивительная яркая четырехкомпонентная звезда.

Стрекот из папоротниковых зарослей стал еще мелодичнее. Складывалось впечатление, что местные насекомые знают, что такое музыкальные интервалы, длительности и арпеджио. Со стороны озера послышались всплески. Раскин обернулся и увидел, что на поверхности разрастаются люминесцентные пятна: невидимые обитатели водоема начали охоту на тех, кого всегда влечет на свет.

Вероника поежилась. Раскин сказал, что он сейчас же сходит к гравиподу и принесет ее ветровку.

— Нет. — Вероника вышла из-за стола. — Я пойду сама… Делай, что считаешь нужным, я подожду тебя в гравиподе. — Она сухо кивнула: — До встречи, Борис!

— Счастливо, Вероника. Не переживай! Но имей в виду — процедура займет время. — Моисей отставил чашку. — Пойдем-ка в дом, Федя. Я думаю, тянуть не стоит.

«Строение древних скифов» внутри было очень даже ничего. Конечно, элементы стилизации под старину присутствовали в дизайне коридоров и комнат (например, под потолком виднелись толстые балки из мореного дерева), но в целом жилище казалось вполне современным.

Моисей оставил Раскина в гостиной, а сам шагнул в коридор, подсвеченный бело-голубым сиянием кухуракуту. Ушелец присел на застеленный пледом диван перед выключенным головизором.

«Что я делаю? — думал он, глядя на россыпь „флэшек“ возле муви-плеера. — Вздумал играть в спасителя человечества? Я позволяю заразить себя Грибницей. По собственной воле… Не зная, есть ли лекарство от этого недуга. Не зная, существует ли путь назад».

Моисей задерживался. Раскин прошелся вдоль стен, рассматривая фотографии в нехитрых рамках. Хорошо, что в мире есть что-то, не подверженное изменениям. Люди по-прежнему любят статичную живопись. И фотографии. Себя на фото — молодых и улыбающихся. Не стареющих.

Человек среди людей. Таинственный пророк Лендлордов, Мерлин нового Авалона, Борис по прозвищу Моисей… В кругу семьи, — интересно, где они сейчас? Удалось ли ему забрать своих из пространства Федерации или же отправился в ссылку один? На службе: в белом халате и шапочке. Моисей — доктор? Ну, а кто бы сомневался… Подробная карта обоих полушарий Забвения…

А это еще зачем? Раскин нахмурил брови: Моисей работал на программу исследований Забвения?

Однако карта оказалась непростой. Уловив тепло человека, изображение затрепетало, выдавая скрытый жидкокристаллический экран. Раскин прикоснулся к холодной поверхности. К тому месту на ночном полушарии, где была запечатлена разверстая пасть Кратера.

Забвение исчезло. На экране высветилась скопированная из Галакома страничка. Судя по дате, страничка весьма древняя.

«Федеральная служба безопасности продолжает вести охоту на доктора Бориса Штырлова, активного пособника режима СССР (реставрированного).

Борис Штырлов печально прославился как руководитель Особой исследовательской программы Единой Партии. Доктор обвиняется в непосредственном участии в кровавых медицинских экспериментах над людьми, осужденными за инакомыслие и диссидентство. „Научные“ изыскания проводились в целях разработки „эликсира вечной жизни“ и по заказу Единой Партии. На сегодняшнем брифинге Директор ФАБ Ё. Нацушита сообщила, что круг поисков „Доктора Мефистофели“, как называли Штырлова политзаключенные, не ограничивается Землей. К оперативным мероприятиям подключен десант Колониального командования, Бориса Штырлова ищут на Аркадии и на Александрии.

Ё. Нацушита также, в очередной раз, подчеркнула, разработки „Доктора Мефистофеля“ не применялись учеными Федерации для создания штурмовых колонизаторов».

— Извини, Федор. Надеюсь, не упрекнешь старика за простой?

Раскин сидел на корточках перед плеером и перебирал видеофлэшки. Услышав, что Моисей вошел, ушелец поднял глаза.

— Можно я возьму посмотреть этот фильм? — Он поднял, показывая хозяину, цветастый футляр.

— «Десант на Сатурн», — прищурившись, прочими Моисей. — Не равнодушен к классике?

— Просто никогда не видел, — пожал плечами Раскин.

— Хорошо, — позволил Моисей. — Расстегивай воротник, садись на диван. Эх, Федор! Ты не представляешь, насколько ты уникален. Для того чтобы создать первое поколение штурмовых колонизаторов, подыскивали людей незаурядных. А для работы па Забвении — тем более. Твоя плоть как пластилин, а геном — конструктор «Лего».

В руках старика блеснул пневматический шприц. Раскин поморщился, предчувствуя болезненный укус.

— Что это? — спросил он, закрыв глаза. К коже прикоснулось холодное.

— Угнетенные клетки Грибницы, плазма и немного снотворного. Чтобы паразит прижился, хорошо бы тебе побыть какое-то время в покое. Так что на обратном пути воздержись от управления транспортным средством.

— Я не знаю, есть ли у Вероники права… Черт тебя дери, Борис! Все?

— Все, — старик благостно улыбнулся. Положил шприц на крышку головизора. — Всеобщность ты ощутишь не сразу. Пройдет какое-то время, пока Грибница приживется. Не забывай «жечь» ее, иначе превратишься в безвольную марионетку. По две минуты в режиме форсированного метаболизма, и так — через каждые два-три дня. Думаю, этого будет достаточно для того, чтобы ты не перестал существовать как свободная личность.