«Обойдусь без твоих признаний, — бормотала она, — милый мой, а вот ты не обойдешься без моих вопросов. Ломай теперь голову, ты же не знаешь, что я собираюсь предпринять и какие загадки собираюсь разгадывать».

* * *

Еще в коридоре она услышала, как телефон надрывается натужным криком, будто его неожиданно подключили к электрической сети высокого напряжения вместо привычной телефонной. Юмашева путаясь в ключах, открыла дверь и бросилась к телефону, словно именно этот звонок должен был изменить сложившиеся обстоятельства в лучшую сторону. Она схватила трубку и услышала голос Ждановича: «Гюзель Аркадьевна, я открыл сейф Прошкина. Вдова Кучинского находится в отпуске, через два дня будет в Петербурге».

— Она оставляла ключи кому-нибудь? — спросила Юмашева, густо покраснев, ну откуда Жданович может знать, оставляла ли кому-нибудь вдова Кучинского ключи от квартиры.

— Оставляла, — сказал Жданович.

— Кому? — Юмашева присела на край стола. Ей казалось, так легче услышать приятную или неприятную новость. Пока она еще не знала, по какой шкале можно оценивать степени новостей.

— Как это — кому? Прошкину! — удивленно воскликнул Жданович, он был удивлен, что Юмашева задает такой глупый вопрос. — Он и по голове получил за эти злосчастные ключи.

— Ах, да-да! — понимающе протянула она. — Когда приедет Кучинская?

— Через два дня. Поедете встречать? — осторожно поинтересовался Жданович.

— Поеду. Вместе с вами, Петр Яковлевич, вместе с вами.

Она бросила трубку и достала из сейфа фотографии. Вооружилась лупой, взятой когда-то на время у местного часового мастера, и прочно прижившейся в отделе, словно у лупы появилось новое место жительства. Юмашева верила, дотошное изучение архива семьи Кучинских принесет несомненную пользу. В каком-нибудь углу старого снимка она увидит разгадку всех тайн, скопившихся за последний месяц на территории вверенного ей отдела. Прошел час, второй, третий, телефонный аппарат молчал, часы притихли, будто остановились, так тихо они постукивали. Юмашевой в какой-то миг показалось, что телефонные провода обрезаны, а у часов кончился завод. Она сняла трубку, послушала гудки, положила трубку на рычаг. Посмотрела на ручные часики, сверила время с настенными, все в порядке, часы идут, завод не кончился, время не остановилось. Оно неторопливо постукивает, неслышно отсчитывая минуты, часы, дни, сутки, годы, века. Убедившись, что земля по-прежнему крутится, черная межгалактическая дыра еще не засосала ее в свою бездну, Юмашева нацепила лупу и приблизила к себе одну из фотографий. Она тут же отдернула лупу: на одном из снимков за спинами отдыхающих она увидела ту самую синюю «Ниву», новенькую, поблескивающую на солнце, повернутую к фотографу так, что номеров не было видно. На переднем плане смеялся живой и невредимый Кучинский, абсолютно не догадывающийся о предстоящей смерти, его по-братски обнимал худощавый парень в яркой футболке с пальмами. Одна из пальм разлаписто расстелилась по всему животу, поселив на парне небольшой оазис вечного благоденствия. Тот, кто брал в руки этот снимок, прежде всего видел пальму. Кучинский, машина, группа людей, стоявших в стороне, все изображенные на снимке оставались как бы за кадром. Пальма цепляла внимание своей разлапистостью и разухабистостью. «Из-за этой пальмы при обыске “Ниву” никто не заметил, слишком она яркая и заметная, и где такие футболки шьют? И кто этот парень, кем он приходится покойнику? Худощавый, лицо продолговатое, волосы длинные, но на фоторобот не похож». Она прижала пальцы к вискам, пытаясь унять боль. «У меня жуткая мигрень, я недосыпаю, недоедаю и недоживаю. Страсть заживо съедает мой организм, скоро от меня останутся кости и кожа, вместо полнокровной молоденькой женщины обществу предстанет тощая жердь, вроде современных фотомоделей, демонстрирующих свои скелеты на обложках модных журналов. Как хочется увидеть Андрея!» Она почти застонала: «Увидеть сейчас, сию минуту, сию секунду, если это не случится, я умру». Она с надеждой посмотрела на телефонный аппарат, но он молчал, грозно нахмурившись, будто осуждал ее за легкомыслие. Юмашева покорно убрала пальцы с висков и сложила фотографии в портфель.

«И мигрени у меня нет, и работа у меня самая лучшая, и разгадывать загадки умею лучше всех, — уговаривала она себя, проводя внутри себя нечто вроде аутотренинга. — Надо работать, и победа придет. Победа всегда приходит к тому, кто работает, а не страдает. И не ждет телефонных звонков от любимого мужчины». Она старалась не думать о неприятностях, заодно прогоняла подозрения в отношении своего заместителя: «Если подозревать всех окружающих, то крышу снесет от паранойи. Напрочь».

— Гюзель Аркадьевна, мои ребята закончили проверку в коммерческом институте. — Резник ворвался в кабинет и с торжествующим видом уселся верхом на стул. — Могу доложить.

— Слава, у тебя такой бравый вид. Будто ты поймал косой десяток бандюков. Говори, что они там нашли.

— Кое-что накопали. — Резник помахал перед носом Юмашевой прозрачной папкой с бумагами. — Вот. Вся деятельность института с его основания до наших дней. Зачитать?

— Зачитывайте. Только зачитывайте «с чувством, с толком, с расстановкой…» — она устроилась поудобнее в кресле и приготовилась слушать.

— Институт, разумеется, «крыша». Существует некая организация, с головным центром в Москве, которая уже несколько лет болванит наш российский пипл почем зря.

— Российский пипл обожает, когда его нагибают раком. Так что там за организация? — перебила его Юмашева.

— Несколько московских ребят из физического института в Дубне совершенно замучились жить на тощие зарплаты кандидатов наук и младших научных сотрудников. И в один прекрасный солнечный день, — Резник вальяжно разглагольствовал, положив ногу на ногу, и Юмашева не выдержала, она неожиданно вскочила из кресла и пристукнула его по плечу, — драться нехорошо, — сказал он ей с упреком.

— А ты не важничай, по-хорошему же попросила, говори «с чувством, с толком, с расстановкой…» — она уселась в кресло, весело хмыкая под нос. «Это хорошо, что парня не сломала наша работа, он остался таким же веселым, добрым, и интеллигентным, — думала она, глядя на Резника, — пусть бы остался таким как можно дольше».

— Так вот, они подумали немного, эти ребята, и придумали, как им жить дальше. Они зарегистрировали страховое общество в Дубне, затем перерегистрировали его в Москве, немного погодя создали филиалы по всей стране. Это общество напоминает по своей структуре «МММ». Сейчас много таких обществ, они обувают пипл под полную гребенку.

— А чем отличается «МММ» от страхового общества? — спросила Юмашева.

— Ничем. Ребята создали филиалы по стране, зарегистрировали их, как коммерческие институты, которые якобы обучают людей зарабатывать деньги. Проводят обучение, семинары, лекции, даже преподаватели и профессоры имеются.

— Что в этом криминального? — она вздохнула. «До чего Резник любит длинные рассуждения, лучше бы научился говорить коротко и ясно».

— Криминал скрыт, но не глубоко. Ты