— Говорят, на другие фабрики тоже вызвали полицию. Сейчас сюда должен приехать министр внутренних дел нашего «национального очага», он будет вести переговоры с администрацией.

— А разве у вас нет своих представителей для переговоров с фабричной администрацией?

— Представителей? Полиция увидит, кто говорит больше всех, и сразу упечет его в тюрьму. Иногда они специально подсылают к нам шпионов, чтобы разговорить нас, а потом набрасываются и забирают. А что, если они заметят здесь вас? — вдруг спросил он.

— Кто заметит?

— Субчики из службы безопасности.

— Но я ведь не вмешиваюсь. Просто наблюдаю. Что же они могут мне сделать? В худшем случае попросят уехать.

— Не очень-то на них полагайтесь. Не забывайте, что вы черный. Они могут как следует встряхнуть вас, а уж потом спросят, кто вы такой. В любом случае, друг, если что, идите шагом. Не бегите. Если чернокожий бежит, значит, он в чем-то виноват.

Я вдруг ощутил страх, осознал смысл происходящего. Доведенные до отчаяния чернокожие, набравшиеся мужества и выступившие в борьбе за свои права; невидимая администрация, безжалостно их эксплуатирующая; сильная, грубая полиция, готовая яростно кинуться на защиту власть имущих. Близко время, подумал я, когда любой полицейский кордон окажется бессильным перед разрушительным взрывом ярости и гнева южноафриканских рабочих.

В конце этой недели я встретился с заместителем министра просвещения банту. Он говорил о банту как о существах с отсталым умственным развитием, им нужны соответствующие учебные программы, а следить за выполнением этих программ должны белые, которым повелевать черными распорядился сам господь бог. Заместитель министра подробно рассказал мне о различных курсах обучения, призванных, по его мнению, помочь черным успешно функционировать при существующем в ЮАР строе, на решение этой задачи ежегодно ассигнуется огромная сумма денег. Я предположил, что, если в стране ввести совместное обучение черных и белых, расходы на образование значительно бы сократились, но он вежливо отверг эту идею как несостоятельную.

— Наши черные не могут усваивать знания в том же темпе, что и белые, — пояснил он, улыбаясь, с выражением непогрешимости на лице, словно цитировал священное писание. — Нужно помогать им развиваться медленно, но верно.

— До какого же уровня? — спросил я.

— До их собственного уровня. Глупо вбивать в них знания, усвоить которые им не дано.

— Насколько мне известно, при прежних правительствах африканцы имели возможность учиться в ваших университетах и показывали отличные результаты. И их способности никто не подвергал сомнению.

— Вас неправильно информировали, — возразил он, продолжая улыбаться. — Действительно, какое-то время в учебном процессе ставились эксперименты, и ставившие их стремились доказать свою правоту. Увы, большинству африканцев университет для белых оказался не по зубам. Нынешнее правительство сделало выводы из подобных ошибок.

— Я ведь тоже учился в университете вместе с белыми, — сказал я. — И никогда не чувствовал, что взвалил на плечи непосильную ношу.

— Но ведь у вас совершенно другой уровень развития. — Ничто не могло поколебать его спокойствия и уверенности в своей правоте. — Я знаю банту всю свою жизнь. Поездите по стране, понаблюдайте, и, я уверен, разница между вами и ими станет для вас очевидной. — Он поднялся. Разговор был окончен.

В отеле мне позвонил незнакомый человек. Он назвался Уэлкомом Мсоми и сказал, что читал мои книги, знает о моем пребывании в ЮАР и хочет пригласить меня посмотреть «Макбета» в постановке зулусского театра, он перевел трагедию на зулусский язык и сам исполняет главную роль. Это приглашение я принял с большим удовольствием.

Спектакль шел на сцене открытого театра «Майнардвиль». Зеленую лужайку-сцену обрамляли деревья-долгожители с искривленными стволами, они были прекрасным фоном для мрачных событий кровавой трагедии Шекспира. С первой и до последней секунды зрители следили за действием затаив дыхание. Игра актеров заворожила и меня, хотя зулусский язык для меня — тайна за семью печатями.

После окончания спектакля меня познакомили с труппой. Чернокожие актеры и актрисы встретили меня за кулисами с большим энтузиазмом, они утверждали, что внешне я типичный зулус. В свое время они читали и обсуждали мои книги, потому что тема была очень близка и понятна — актерам на собственном горьком опыте приходилось сталкиваться с презрительным отношением белых. С горькой иронией они отозвались и об этом прекрасном вечере — белые зрители приветствовали их сегодня с восторгом, а завтра на улице ни один из них и головы не повернет в сторону африканца.

— Мы как королевские шуты, — заметил, один из актеров. — Развлекаем их по первому требованию, а в награду получаем объедки с королевского стола.

Нам было легко и приятно в обществе друг друга, в то же время постоянно прорывалась какая-то горькая интонация. Но свою профессию они любили беззаветно и были полны решимости оставаться актерами, несмотря ни на что. Они рассказывали мне о планах на будущее, о предстоящих постановках. Потом разговор снова вернулся к тому, что беспокоило их больше всего.

— Мы знаем, что вы встречаетесь со многими людьми в нашей стране, наверное, будете писать о своих впечатлениях. Мы хотим откровенно рассказать вам и о нашей жизни.

— О чем же именно?

— О том, какое жалкое существование нам приходится влачить. Мы все здесь настоящие рабы, друг. Вы знаете, что муравьи держат тлей, чтобы доить их. В ЮАР служитель муз с черной кожей та же тля. Если у тебя есть талант, этот талант выдаивается каким-нибудь белым мерзавцем, пока ты не упадешь в изнеможении. Так обстоят дела в нашей стране. Чернокожий не может самостоятельно вести переговоры с издателями, антрепренерами и им подобными, за него обязательно это должен делать белый. И ты становишься собственностью этого белого. Да, да, не думайте, что он представляет интересы художника, что он работает для него. Ничего подобного. Он становится хозяином. И он заказывает музыку. Он не помощник, он наниматель. Он платит тебе, сколько считает нужным. Черный вкалывает до седьмого пота, творит, пишет, ставит. Но в конце концов о нем даже не вспоминают. Белый хозяин берет с собой черного в Англию, Японию. Австралию. Потом кладет на свой текущий счет кругленькую сумму, а ты возвращаешься домой ни с чем.

Лица вокруг меня посуровели, ожесточились, рвалась наружу годами сдерживаемая ненависть.

— Ты пишешь книги, брат, и получаешь вознаграждение за свою работу. По твоим книгам делают фильмы, твое имя указывают в титрах, тебе платят деньги, ты имеешь возможность приехать к нам и поселиться в отеле вроде этого… А мы здесь ничтожество, дерьмо.

— Мы боремся за право выступать от своего имени, вести переговоры от своего имени, — с жаром заговорил другой. — В Иоганнесбурге наши братья объединились