— Уехал в город, ненадолго, — сказала Сюзанна.

С крыльца донесся истошный визг, мы обернулись, но это всего-навсего Донна пыталась сделать стойку на руках и дрыгала ногами. Она опрокинула пиво Тома, хотя извиняться стал он, оглядываясь по сторонам, будто искал тряпку.

— Господи, — сказала Сюзанна, — да расслабься ты. Она вытерла потные руки о платье, еле заметно повела глазами — от спидов она застывала, точно фарфоровая кошечка. Девчонки в старших классах сидели на спидах, чтобы не толстеть, но я их ни разу не пробовала, они как-то не вписывались в ощущение сонного кайфа, которое ассоциировалось у меня с ранчо. Из-за них достучаться до Сюзанны было куда труднее, чем обычно, но этой перемены в ней мне замечать не хотелось. Я решила, что она просто злится. Она как будто не могла до конца сфокусировать взгляд, отводила его в последнюю секунду.

Мы болтали как обычно, передавали по кругу косяк, от которого Том закашлялся, но мне стало немного не по себе, когда я наконец начала подмечать и другие вещи: на ранчо теперь было гораздо меньше людей, никаких чужаков, которые обычно слонялись туда-сюда с пустыми тарелками и спрашивали, когда будет ужин. Встряхивали волосами, заводили рассказы о том, как долго добирались на машине до Лос-Анджелеса. Кэролайн тоже не было видно.

— Какая-то она была не такая, — ответила Сюзанна, когда я спросила про Кэролайн. — Такое ощущение, что у нее через кожу все кишки можно разглядеть было. Она уехала домой. Кто-то за ней приехал.

— Родители?

Эта мысль казалась бредовой — что у кого-то на ранчо вообще есть родители.

— Все нормально, — повторила Сюзанна. — Села в какой-то фургон, народ ехал на север, в Мендосино, что ли. Какие-то ее знакомые.

Я попыталась представить себе Кэролайн в родительском доме, где бы он там ни был. Но особенно задумываться не стала — значит, с Кэролайн все хорошо, она уехала.

Тому было явно не по себе. Он-то, наверное, привык иметь дело с девочками-студентками: подработки, читательские билеты, секущиеся кончики волос. Хелен, Донна и Сюзанна были дикими, мне в нос ударил исходивший от них кислый душок. Я-то две недели прожила с чудесной сантехникой, с Тамар, которая исступленно следила за собой, у которой даже для ногтей была отдельная нейлоновая щеточка. Мне не хотелось замечать, как Том растерян, как всякий раз, когда Донна к нему обращалась, он слегка съеживается.

— Ну так что там с альбомом? — громко спросила я.

Думая подбодрить Тома, в ответ я ожидала услышать хор голосов, уверения в неминуемом успехе. Потому что и ранчо, и вообще все, что я говорила, оказалось правдой — так что ему просто придется поверить. Но Сюзанна как-то странно на меня посмотрела. Остальные ждали, что она скажет, чтобы подхватить ее слова. Потому что новости были плохими, вот почему она так на меня смотрела.

— Митч — гребаный предатель, — сказала она.

Меня это так потрясло, что я даже не разглядела толком, как безобразно у Сюзанны исказилось лицо от ненависти. Как это, у Расселла не будет контракта? Неужели Митч ничего не заметил, ни этой странной наэлектризованной ауры Расселла, ни того, как воздух будто шелестит вокруг него? Может, все дело в ранчо, может, сила Расселла проявляется только здесь? Неприкрытый гнев Сюзанны снова вернул меня в их ряды.

— Митч зассал, а почему — никто не знает. Он нам врал. Что за люди, — сказала Сюзанна, — что за мудаки.

— Он еще пожалеет, что засирал мозги Расселлу, — кивая, поддакнула Донна. — Сначала наобещал, потом от всего отвертелся. Митч плохо знает Расселла. Расселлу-то и делать ничего не будет нужно.

Расселл тогда ударил Хелен не моргнув глазом. Сколько всего неприятного мне приходилось выворачивать наизнанку, внутренне щуриться до тех пор, пока все не представало в другом свете.

— Но Митч ведь еще может передумать, да? — спросила я.

Когда я наконец посмотрела на Тома, то увидела, что он нас даже не слушал, глядел куда-то вдаль.

Сюзанна пожала плечами:

— Не знаю. Он попросил Расселла больше ему не звонить. — Она фыркнула. — Ну и пошел он в жопу. Взял и свалил, как будто и не обещал ничего.

Я все думала о Митче. О том, как той ночью он, войдя в раж, стал грубым, как ему было плевать, что я морщусь, что он придавил рукой мои волосы. Перед его затуманенным взглядом мы были неразличимы, наши тела — просто символы тел.

— Да нормально все. — Сюзанна натянуто улыбнулась. — Это не…

Она осеклась, потому что Том внезапно, рывком вскочил на ноги. С грохотом протопал по ступенькам, помчался к бассейну. Он что-то неразборчиво кричал. Нагой, жалкий вопль. Рубашка выбилась из-за пояса.

— Что это с ним? — спросила Сюзанна, но я не знала и покраснела от жгучего стыда, который перерос в страх: Том, все так же крича, лез по ступенькам в бассейн.

— Ребенок! — кричал он. — Мальчик!

Нико. У меня перед глазами мелькнуло его затихшее тельце в воде, бульканье в маленьких, переполненных легких. Крыльцо накренилось. Когда мы подбежали к бассейну, Том уже вытащил мальчишку из склизкой воды, и тут же стало понятно, что ничего страшного не случилось. Что с ним все хорошо. Нико уселся на траву — мокрый, обиженный. Он тер кулаком глаза и отталкивал Тома. Рыдал — тоже в основном из-за Тома, из-за странного дядьки, который наорал на него и вытащил из бассейна, где он прекрасно себе играл.

— Чего ты разорался? — спросила Донна Тома. Она грубовато потрепала Нико по голове, как собачку — хороший, мол, песик.

— Он туда прыгнул.

Тома колотило от ужаса, брюки и рубашка промокли насквозь. В ботинках влажно чавкало.

— И?

Том вытаращил глаза, не понимая, что не нужно ничего объяснять, что так он сделает только хуже.

— Я думал, он свалился в бассейн.

— Но там ведь вода, — сказала Хелен.

— Мокрая такая штука, — посмеиваясь, добавила Донна.

— Нормально все с мальчишкой, — сказала Сюзанна. — Ты его напугал.

— Буль-буль-буль. — Хелен давилась от смеха. — А ты думал, он утонул, что ли?

— Он мог утонуть. — У Тома срывался голос. — За ним никто не присматривал. Он еще маленький, он не удержался бы на воде.

— Видел бы ты себя, — сказала Донна. — Ну ты и пересрал, вообще.

Том, выжимающий органическую жижу из рубашки. Хлам во дворе — весь в солнечных пятнах. Нико вскочил, встряхнулся. Тихонько посопел со странным, мальчишеским достоинством. Девочки смеялись, все хором, поэтому Нико легко улизнул, и никто даже не заметил его ухода. Я тоже сделала вид, будто совсем не испугалась, будто я знала, что все закончится хорошо, — потому что Том был таким жалким: паника прихлынула к лицу и никак не отступит, и даже ребенок и тот на него обиделся. Мне было стыдно за то, что я его сюда притащила, за устроенный им переполох, да еще Сюзанна посмотрела на меня так, что сразу стало ясно, какая дурацкая это затея. Том взглянул на меня, ища поддержки, но заметил, как я отстранилась, опустила глаза.