– Утром заложники должны быть свободны. Если до десяти часов по местному времени мы не сможем отбить «Синие камни», Конклав назначит нового Куратора. И начнется война. Кудай, – Морок посмотрела на безопасник, – твоя задача объяснить ребятам, как им справиться с сорока взрослыми бойцами.

– Это у которых блокираторы? – обомлел Бруно. – Шутите, что ли?

Кирилл Михайлович даже не взглянул в сторону итальянца.

– Женя, идем со мной. До рассвета нам нужно много успеть.

* * *

Глинистая тропка привела их к небольшой прогалине на дне оврага. Позади, за стволами деревьев, осталась поляна с костром. Впереди начинался подъем в гору. Если пройти вверх метров триста, можно оказаться перед стеной лагеря.

Это место, зажатое между двух лесистых склонов, казалось особенно мрачным. Солнце почти село. Только макушки самых высоких елей еще хранили следы его позолоты. А здесь, внизу, уже сгустились синие сумерки.

– Тут и поговорим, – сказал Морок, садясь на покрытую ковром зеленого мха корягу. Когда-то это был ствол искривленного непогодой дерева. Может, лет сто назад. А теперь он напоминал узловатую руку мертвого великана.

Женька так и не решилась на нее сесть. Осталась стоять напротив отца. Зато бежавший следом Бармалей тут же взлетел на почерневшую конечность и уткнулся розовым носом в мох. Сердито зафыркал. Судя по всему, коряга не была необитаемой.

– Ты ничего не хочешь мне рассказать? – Кирилл Михайлович вопросительно поднял одну бровь. – Может, я смогу тебе помочь?

Кровь отлила от Женькиного лица. Он знает? Догадывается? Наверное, заметил, как она лихорадочно просматривала сообщения в телефоне. Или сумел что-то выудить из парней. А может, и правда рассказать?

На пару секунд Женя представила, как здорово было бы сбросить с себя заботы о Тимофее. Показать отцу проклятую видеозапись со спасенной девушкой и дать ему самому во всем разобраться.

Нет!

Флэшку подбросили ей. Значит, ей и расхлебывать неизвестно кем заваренную кашу. К тому же отцу сейчас не до Тимофея. У Морока война на носу, свихнувшиеся на почве власти Марат с Эддой, Конклав, заложники. В лучшем случае об обмене маски на лекарство придется забыть. В худшем… Нет, об этом лучше сейчас не думать.

– Нечего рассказывать.

– Да? Ладно. Как знаешь. – Отец шумно вздохнул. Не сложно было догадаться, что он расстроен.

– Зачем мы здесь? – пора было менять тему.

– Чтобы кое-чему тебя научить. Никогда не думала, почему меня называют Мороком?

– Из-за фамилии? – пожала плечами Женька.

– Не только.

Не спеша Кирилл Михайлович развязал шейный платок, расстегнул пару верхних пуговиц рубашки, и Женя увидела. Она прикусила губу, чтобы не заорать. Под ключицами отца шевелилась серебристая татуировка – кончик чешуйчатого щупальца.

Это был нагар. Такой же, как у нее. Только больше.

* * *

– Убери руку!

– Ты чего?

– Убери, я сказала. И не сопи мне в шею!

– Ладно. Пожалуйста.

В коморке, где сидели Тиаго с Анитой, было не развернуться. Как не устройся, или локоть, или колено впивалось в бок соседа. Поначалу Тиаго этому даже обрадовался. С одной стороны, не так страшно, с другой – можно, не стесняясь, прижиматься к подруге. Но, став внезапно строгой, Анита быстро поставила парня на место.

– Мы сюда не обжиматься залезли! – злобно прошипела она. – А наблюдать.

Тот, за кем наблюдали депферы, находился от них в каких-то пяти-шести метрах, отгороженный тонким ковром. Сидел, развалившись, в кресле директора лагеря и вертел в толстых пальцах широкий браслет из желтого металла.

– Блокиратор, – шепнула Анита.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю и всё.

Она смотрела на происходящее в комнате через узкую щель, сделанную Тиаго в ковре перочинным ножиком. Следила, не отрываясь, и время от времени переводила то, что говорили захватчики. Анита, в отличие от своего приятеля, хорошо знала русский.

– Звонит кому-то, – шепнула девушка. – Командиру отряда. Требует зайти.

Когда в лагерь ворвались громилы в масках, депферам ничего не стоило сбежать. Их не было в спальне, поэтому они не попали в толпу сонных воспитанников, которых сгоняли в актовый зал. Зато Анита с Тиаго всё видели. И как Тимур Сергеевич пытался оттащить одного из бойцов от разбушевавшегося пацаненка из младшего отряда. И как толстяк – главный у захватчиков – дважды выстрелил в директора из пистолета. И как тело крылана вместе еще с двумя убитыми наставниками отволокли во двор и свалили в зарослях ежевики под стеной лагеря.

– Уходим, – умолял подругу Тиаго, – пока они не перекрыли все щели.

– Нет, – отрезала Анита. – Мы должны остаться. Или тебе плевать на то, что из-за нас погибло столько народу? А? Скажи?

– Причем тут это?

– Притом. Я глаза закрою – вижу все эти мумии в церкви.

– Ты? Но ты же ничего не сделала! Это мы!

– А из-за кого? Из-за меня! Значит, я виновата не меньше. А может, больше. Тиаго, ты пойми, это шанс. Если мы освободим лагерь, то будем уже не так сильно виноваты.

– Но как? Наши способности заблокированы.

– И мозги тоже? А руки, ноги? Не хнычь, мой рыцарь, мы справимся.

Анита знала о крошечной нише в стене кабинета директора. Когда-то Тимур Сергеевич завесил ее ковром с изображением морского заката. Несколько лет назад, играя с мальчишками в прятки, Анита залезла в пыльную каморку и просидела там всю ночь. Не подозревая, что в его кабинете кто-то есть, директор запер дверь и спокойно отправился ужинать. Он очень удивился, обнаружив рано утром в своем кресле спящую девочку.

– Вот увидишь, этот толстяк Озеров устроит здесь свой штаб, – быстро объяснила Анита, притащив Тиаго в тайную каморку. – Такие, как он, в древности, победив врага, забирали его дом, коня и жену. К тому же актовый зал совсем рядом. Очень удобно.

Девушка оказалась права. Не успели депферы разогнать клубы пыли, лежавшие на полу за ковром, как дверь кабинета распахнулась. В него ввалилась пара спецназовцев. Они быстро обшарили маленькое помещение: заглянули под письменный стол, смахнув с него шеренгу детских поделок; раздвинули ярко-синие занавески, скрывавшие единственное окно; распахнули стволами автоматов дверцы резного шкафчика на стене и гаркнули: «Чисто!»

Только после этого на пороге появился Озеров. Тучный, с крупными бусинами пота на красном лбу и темными пятнами подмышками. В Чехии стояли прохладные дни, но толстяку в своем деловом светло-сером костюме все равно было жарко.

– Ненавижу! – едва слышно прошептала Анита, вслушиваясь в телефонные переговоры Озерова.

– Что? Что он сказал?