Рената посмотрела на него удивленно.

– Сердцем думала, – сказала.

– А надо бы головой, – выдохнул Витас.

Она хотела было вступиться за свое решение, рот открыла, чтобы объяснить ему понятно и подробно, что такое собака для деда Йонаса, уже пережившего своих семерых псов и ожидающего смерти. Но что он поймет, если у него самого до сих пор ни одной собаки не было?

Ели молча. Витас жевал и посматривал осторожно на хмурую, избегающую его взгляда Ренату.

– Ты извини, но что нам потом с ним делать? – шепотом спросил он.

– С кем? С Гугласом? – Она наконец посмотрела в глаза Витасу. – А что с ним надо делать? Кормить и следить, чтобы он здоровым был! То же самое, что надо делать с мужчиной, даже когда он чем-то недоволен!

Витас хмыкнул и молчание снова воцарилось над овальным столом. Две пачки стодолларовых банкнот лежали теперь на подоконнике, и казалось, никого больше не радовали и не интересовали.

Фургон кэйтеринговой кампании засигналил перед закрытыми воротами в четверг ровно в девять ноль-ноль.

Клаудиюс открыл глаза и оторвал голову от подушки, Ингриды рядом не было. За окном длилось светлое сухое утро. К тому же в этот момент оно было безоблачным и безветренным. Солнце, невидимое в окне, добавляло дню приятной желтизны. А малейший ветер, если б он присутствовал, вызывал бы странное гудение: видимо, когда устанавливали окна спальни, где-то с внешней сторону возле рамы осталась незаделанная щель или углубление, и эта ловушка или препятствие становились при малейшем дуновении ветерка почти естественным «духовым инструментом», таким же, каким становятся листья деревьев, на которых ветру играть привычнее и естественнее.

Из фургона, когда он по указанию Клаудиюса подъехал к заднему, «кухонному», въезду в усадьбу, два китайца долго выносили коробки с бокалами, тарелками, упаковки бумажных полотенец и салфеток.

Клаудиюс, следивший за переносом всего этого добра на кухню, поинтересовался: чем будет угощать гостей кэйтеринговая компания? Он как-то сразу решил, что китайцы будут кормить китайской едой. Труженики компании спокойно ответили, что заказаны итальянский ужин, французский завтрак, немецкий обед и испанская паэлья на ужин субботы.

– А завтрак в воскресенье? – спросил Клаудиюс.

– Мы сворачиваемся в субботу вечером. Но можете быть уверены, что еды останется с запасом! – ответил один из китайцев.

Они уехали, сообщив, что приедут на следующее утро к десяти.

После позднего завтрака Клаудиюс с Ингридой вернулись в особняк, протерли влажными тряпками перила и бортики деревянных настенных панелей. Обошли все коридоры. Нельзя сказать, что после их уборки особняк преобразился, ожил. Он и так содержался в хорошем состоянии. Видимо, их предшественник больше и старательнее занимался чистотой в доме, чем порядком в саду.

И вот уже на следующий день, в пятницу, когда на кухне особняка был слышен рабочий шум, а мужские и женские голоса живо и, как казалось, весело переговаривались на китайском, к воротам подъехали два одинаковых черных «лэнд-ровера». Клаудиюс открыл ворота, и машины, словно их водители бывали здесь уже не раз, покатили по подъездной дорожке прямо к парадному входу в особняк.

– Do you speak Russian?[21] – спросил подбежавшего Клаудиюса пожилой мужчина с фигурой спортсмена и головой дирижера оркестра. Последнее впечатление диктовалось, конечно, густой седой шевелюрой, зачесанной назад. Вместе с тем мягкие и мелкие черты лица не гармонировали ни с подтянутой фигурой, ни с дикой, «решительной» прической.

– Говорю, – ответил Клаудиюс.

– О! Наш человек! – обрадовался седой и оглянулся на вышедших из «лэнд-роверов» трех мужчин помоложе и брюнетку средних лет в высоких коричневых сапожках с декоративными шпорами, в джинсах и лисьей шубке.

– Ну что, показывай! Веди в дом! – приятельски похлопал седой Клаудиюса по плечу.

Приехавшие мужчины достали из багажников дорожные сумки. Все как на подбор кожаные. Брюнетка бодрым шагом подошла к багажнику второй машины. Тут в Клаудиюсе проснулся джентльмен и он бросился к раскрывшейся задней дверце «лэнд-ровера», вежливо перехватил из рук женщины ее сумку – довольно объемную, но не кожаную, а из плотной ткани, чем-то напоминающей облагороженный, разве что, брезент, ткани.

Она легко отпустила ручки сумки, передоверяя ее Клаудиюсу, ярко, по-американски улыбнулась.

– Спасибо! – выдохнула и устремилась к парадному входу следом за приветливым носильщиком.

Он, поднимавшийся первым по мраморной лестнице, слышал восторг гостей, краем глаза видел, как они жадно осматриваются по сторонам, «пожирают» глазами картины на стенах, ниши с вазами и статуэтками, светильники и люстры.

– Вот здесь спальни, в каждой есть ванная, – Клаудиюс остановился у первой двери с надписью «Элизабет».

– Это моя! – радостно заявил седой. – Мою первую жену как раз звали Елизавета!!! Встречаемся внизу через час!

Дверь за самым старшим и, пожалуй, самым колоритным из гостей, закрылась.

– А какая спальня самая лучшая? – шепотом спросила Клаудиюса брюнетка, вложив свои слова прямо ему в ухо. К словам добавился аромат дорогих духов.

– Последняя, «Беатрис», – прошептал ей в ответ Клаудиюс и тут же заметил, как стоящие рядом трое мужчин смотрят на него с ухмылками.

– Давайте сначала поселим девушку! – обернулась к ним брюнетка.

Клаудиюс проводил ее до синей в звездах и планетах спальни, занес сумку. Когда вернулся в коридор, понял, что остальные гости сами разобрались, где кому ночевать. Коридор был пуст.

Клаудиюс снова заглянул в спальню «Беатрис».

– Я буду в саду за домом работать, – вкрадчиво сообщил он. – Если что-то надо, то спрашивайте, не стесняйтесь!

– А кем вы будете там работать? – так же вкрадчиво, с улыбкой спросила брюнетка.

– Садовником.

– Хорошо, работайте! – разрешила она.

Небо, с утра радовавшее своей чистой, не от мира сего голубизной, к трем часам пополудни покрылось белыми пятнышками облаков, подгоняемых верхним ветром, плывущих в сторону Лондона, на восток. Внизу, в саду, ветра не было. Клаудиюс щелкал садовыми ножницами, отсекая у кустов лабиринта лишнюю боковую поросль. Веточки, хоть и казались тонкими, но сопротивлялись ножницам, как могли. Садовник-новичок быстро ощутил усталость в руках. Опустив инструмент на землю, прошелся сам внутри лабиринта, рассматривая его проплешины. Поработав еще с полчаса, вернулся в домик, где, к своему удивлению, застал Ингриду за ноутбуком.

– Тебе привет от Ренаты и Витаса! – она обернулась. – Их замело снегом! Сидят на своем хуторе!