Постепенно чувства стали возвращаться, и первым делом Андрюс ощутил боль в правой ноге. Сильную и резкую, которая даже заставила его вздрогнуть, когда велосипедист, перед тем, как продолжить свой путь, сдвинул обе ноги лежавшего вбок, под стенку дома.

Время остановилось. Андрюс не знал и даже не думал о том, что произошло. Такой слабости он еще ни разу в жизни не испытывал. Он не мог и не хотел поднять голову или пошевелить пальцами. Только солнечные лучи своим теплом проникали ему под напухшие веки. Но, может, это были не лучи, а горячая кровь из разбитых носками ботинок братьев-албанцев кровеносных сосудов век?!

Время остановилось, но звуки приблизились, и Андрюс уже слышал проезжающие мимо машины и мотороллеры, и даже шаги проходящих мимо людей тоже докатывались своим эхом до его слуха. Но ног он не ощущал. Ни ног, ни рук. И вдруг словно укол в левую ногу возле коленки. Потом еще один чуть выше. Андрюс напрягся. Что-то теплое легло на его левую руку, но тут же исчезло и легло на левое плечо, и снова исчезло. И тут что-то теплое коснулось лица Андрюса, и он понял, что это ладонь. Чья-то ладонь дотронулась до лба и прошлась нежно, едва касаясь, до разбитой, в крови, губы и до подбородка.

– Tu es vivant?[20] – спросил голос мальчика.

– Pas Français, English! – с трудом выдавил из себя Андрюс.

– Are you OK? – снова прозвучал тот же голос.

– No, – Андрюс попытался открыть глаза.

Левый глаз чуть приоткрылся и он увидел мальчика, смотрящего куда-то вперед перед собой. Он сидел на корточках и держал левую руку измазанной кровью от его, Андрюса, разбитой губы, ладонью вверх. В его правой руке Андрюс увидел длинную телескопическую трость для слепых. Белого цвета.

– Тут рядом госпиталь, – проговорил мальчик.

– Я знаю, – прошептал Андрюс.

– Вас сбила машина?

– Нет.

За спиной мальчика к ним приближался мужчина лет сорока. В синей водонепроницаемой куртке и в темно-зеленой кепке. Он смотрел вперед, точно так же, как этот слепой мальчик, присевший на корточки возле Андрюса. Он словно не видел их на своем пути. Мальчик напрягся. Он услышал приближающиеся шаги и выставил на пути у мужчины в кепке трость. Мужчина остановился и опустил возмущенный и удивленный взгляд на мальчика. И тут же его лицо изменилось. В глазах проявилась доброта. Он заметил, что его остановил слепой ребенок.

– Вызовите врача, оттуда! – мальчик показал рукой на госпиталь по другую сторону улицы. – Срочно!

– Да, да! Я сейчас! – ответил мужчина и тут же перебежал дорогу. Исчез в арке.

Андрюсу показалось, что он стал понимать французский.

– Сейчас придет врач! Не беспокойтесь! – проговорил мальчик на английском.

– Спасибо! – выдохнул Андрюс.

Прошло не больше двух минут, как из арки выбежали два санитара с носилками. Они подняли Андрюса с асфальта и он ощутил невесомость. Он словно куда-то полетел. Опять с закрытыми глазами. Опять в беззвучном пространстве.

Все вокруг пропало. Пропал слепой мальчик с белой телескопической тростью и теплой ладонью руки. Пропало кафе. Пропало ощущение тяжести своего тела.

Самый верный способ выжить в чужом краю – это начать кормить людей, среди которых оказался, едой, своей едой. Еда – она как песня. Чужая еда – как чужая песня. Заставляет прислушаться, принюхаться, попробовать. Тех, кто кормит, не боятся и не выгоняют. Их терпят, а иногда даже друзьями делают. Хорошо ведь иметь друга, который всегда накормит. Иногда за деньги, иногда просто так, за дружбу.

Остановился Кукутис перед кафе на окраине Йены. Вечер уже наступил, затемнив заснеженную дорогу, сделав свет окон и витрин ярче и превратив горящую неоновую вывеску над кафе в веселый аттракцион для глаз.

– «Yenibosna» – прочитал Кукутис вслух и усмехнулся.

За стеклянной дверью и двумя окнами, за простенькими прямоугольными столиками, коих насчитал Кукутис шесть штук, сидело несколько молодых мужчин, смуглых, восточной наружности. По левую сторону от столиков за прилавком кафе стоял усатый смуглый мужчина постарше посетителей, но помоложе Кукутиса. Стоял и задумчиво смотрел на своих клиентов, которые больше разговаривали, судя по мимике и жестам, чем ели, судя по все еще полным картошки-фри и мясных опилок кебаба тарелкам.

За спиной у повара крутился медленно в вертикальном газовом гриле ожаривавшийся в красно-голубом пламени вертел кебабного мяса.

– Енибосна, – прошептал Кукутис, пытаясь раскусить это знакомое слово.

А оно не раскусывалось, не становилось понятным, хотя явно встречалось уже Кукутису в жизни.

– А! – ожили вдруг его глаза, отражая мысль-подсказку, выбравшуюся из глубин стариковской памяти. – Босна – это ведь Босния! Сараево! Так, полслова уже понятно! – кивнул он сам себе. – Йени… йени, где же это я эти полслова слышал?

Мимо тротуара, где задержался перед кафе Кукутис, проехал по улице низенький просторный автобус, наполненный светом и пассажирами, как аквариум водой и рыбками.

– Йени, – повторил Кукутис, оглянувшись вслед уехавшему автобусу. И во рту в этот раз какой-то вкус далекий возник, словно у языка, без помощи которого ни одно слово не произнесешь, своя память имелась.

Облизал Кукутис пересохшие губы, кончиком языка до морозного воздуха дотронулся. Но воздух не был слишком морозным.

– Йени, – еще раз прошептал Кукутис, и вкус далекий приблизился, словно память языка сама этот вкус вверх выталкивала, обратно на язык загоняла. – Анис! – Узнал наконец вкус Кукутис. – Точно, Анис! «Йени Раки» – тотчас зазвенело в голове когда-то давно слышанное словосочетание, обозначавшее турецкую анисовую ракию. И язык, словно обрадовавшись вместе с Кукутисом и одновременно отдельно от него тому, что вспомнились старику эти полслова, попросил бессловесно вернуть тот самый вкус, который они обозначали, на тот самый, хоть и постаревший язык.

«Ай да шалун! – подумал о своем языке Кукутис. – Ишь ты что придумал, мною командовать!»

Но правая деревянная нога словно сама к порогу кафе шагнула. Левой, живой, оставалось только второй шаг сделать.

Зашел Кукутис внутрь и никто на него не глянул, словно он прозрачным и невидимым стал.

Остановился Кукутис перед поваром. А повар – весь в белом, в белом кителе поварском с таким же вышитым на правом нагрудном кармашке названием кафе, как и на вывеске, – «Yenibosna». Куда-то вперед перед собой задумчиво смотрит, а посетителя не видит.

– Guten Abend! – сказал ему Кукутис по-немецки, хоть и видел, что не немец перед ним. Однако же вокруг – Германия, на каком же еще тут говорить?

– Guten Abend, – вздрогнув, ответил очнувшийся от своих мыслей повар.