– Вовсе нет, вовсе нет! Это часть вашего, так сказать, наследственного фонда.

– Мне показалось, вы сказали, что сумма почти исчерпана – а сами дали мне такие деньги, да еще и обещаете платить по шестьдесят фунтов в год…

– Ну, я ведь сказал – почти, но на самом деле я в точности и не знаю, как обстоят дела с вашим счетом, нужно его изучить. Что-нибудь еще?

– Да, сэр. Я не хочу, чтобы кто-нибудь в Брэдмуте, и в особенности моя тетя, знали, куда я уехала, а потом – и мой адрес. Я покончила со старой жизнью и желаю начать все сначала.

– Конечно, я понимаю. Не волнуйтесь, ваш секрет будет в безопасности, Джоанна. А теперь – до свидания.

– До свидания, сэр, и большое спасибо за все, что вы сделали для меня – и в прошлом, и сегодня. Вас не должны огорчать те горькие слова, что я сегодня наговорила. Иногда я вспоминаю, как я одинока в этом мире – и тогда они срываются с моих губ, но не от злости, а от боли.

– Это совершенно естественно, и я не виню вас! – сказал мистер Левинджер, провожая ее из комнаты. – Только помните, что я сказал: даже мертвые могут слышать нас, даже их сердца могут чувствовать, но уста их закрыты навеки, и когда вы судите их, они уже не могут ответить, не могут и вернуться, чтобы оправдаться и объяснить то, что вы можете посчитать злом, совершенным ими… Куда вы? Через кухню? О нет, через парадную дверь, пожалуйста! До свидания – и удачи вам!

«Слава Богу, она ушла! – думал мистер Левинджер, тяжело опускаясь в кресло. – Это был тяжелый разговор, тяжелый для обоих… Она – отважная женщина и она очень хороша. Она лгала насчет Генри Грейвза – но другого и ждать было нельзя. В каких бы отношениях они ни состояли – теперь она уезжает, и это говорит о том, что она очень любит его, бедная девочка!»

Выйдя из дома, Джоанна встретила Эмму, возвращавшуюся с прогулки. Как обычно, она была одета в белое и потому в глазах Джоанны выглядела нежной и чистой, словно дикий анемон на апрельском солнце – и почти такой же хрупкой. Джоанна прошла бы мимо, ограничившись лишь коротким приветствием, но Эмма остановилась и протянула ей руку.

– Как поживаете, мисс Хейст? – произнесла она с легкой дрожью в голосе. – Я не знала, что вы здесь.

Она замолчала, но взгляд ее, казалось, говорил: «…и мне интересно, зачем ты приходила!»

– Я собираюсь уехать из Брэдмута и пришла попрощаться с мистером Левинджером, который всегда был очень добр ко мне, – ответила Джоанна с характерной для нее прямотой.

Она чувствовала, что в данных обстоятельствах стоило быть откровенной с мисс Левинджер. Эмма выглядела искренне удивленной.

– Я не знала, что вы уезжаете.

Джоанна чувствовала, что поразила Эмму не новостью о своем отьезде, а тем, что так хорошо знакома с ее отцом. Действительно, это было так. Эмма помнила, как равнодушно отец отзывался об этой девушке, будто бы ничего о ней не зная. С чего же тогда он был «очень добр» к ней – до такой степени, что она даже пришла попрощаться с ним лично? Это была еще одна из тех загадок, что окружали жизнь ее отца и зачастую заставляли Эмму чувствовать себя неловко и даже бояться – неизвестно чего.

– Не хотите ли выпить чаю? – любезно спросила Эмма.

– Нет, благодарю вас, мисс, я должна идти домой.

– Путь неблизкий, а вы выглядите усталой. Позвольте предложить вам двуколку?

– О нет, благодарю! Я немного приболела – вот потому и бледнее, чем обычно. На самом деле я вполне окрепла, – с этими словами Джоанна сделала движение, намереваясь идти.

– Вы позволите немного пройтись вместе с вами? – робко спросила Эмма.

– Буду очень рада, мисс.

Некоторое время девушки шли молча бок о бок, и каждая размышляла о том, кто был дорог ее сердцу – об одном и том же человеке. Вдруг Эмма спросила:

– Вы собираетесь стать сиделкой?

– Что? О, нет! Что заставило вас так думать?

– Вы так заботливо ухаживали за капитаном… я имею в виду сэра Генри! – Эмма покраснела. – Доктор Чайлдс говорит, что вы спасли ему жизнь.

– Что ж, значит, я сделала доброе дело! – рассмеялась Джоанна. – Однако я впервые слышу об этом.

– Правда? Разве вас не отблагодарили?

– Мне предлагали оплату, если вы об этом, мисс.

– Нет-нет, я не это имела в виду. Я хотела сказать… мы все благодарны вам, очень благодарны – по крайней мере, его семья. Однако чем же вы собираетесь заняться? – внезапно сменила она тему.

– Я не знаю, мисс. Буду зарабатывать на жизнь – наверное, стану продавщицей.

– Мне кажется – так страшно начинать все заново и отправляться в неизвестность в одиночестве… Вы не боитесь?

– Возможно, немного, – пожала плечами Джоанна. – Но нищим не из чего выбирать. Я не могу оставаться здесь – работы для меня здесь нет, а что до остального – видите ли, я одна в этом мире.

Эмма поняла намек и поспешно сказала:

– Мне очень жаль вас – простите мне эти слова! Жестоко и несправедливо то, что вы так страдаете не по своей вине. Если бы я оказалась в подобном положении – меня бы это убило, я уверена в этом.

– К счастью или к несчастью, мисс, меня это не убивает, хотя иногда ноша тяжела. Каждому своя ноша, и я могу вынести то, что убило бы вас. Тем не менее, я благодарна вам за сочувствие и добрые слова. В моей жизни их так мало, что я никогда не забуду вашей доброты.

Еще минут пять они шли молча – казалось, беседа полностью иссякла. Начав тяготиться молчанием, Эмма остановилась и протянула Джоанне руку, решив вернуться.

– Не могли бы вы выслушать меня прежде, чем уйти, мисс? И пообещайте никому не передавать то, что я скажу – даже мистеру Левинджеру! – неожиданно спросила Джоанна.

– Конечно… если вы хотите… но о чем же?

– О вас, обо мне и еще об одном человеке. Мисс Левинджер, я уезжаю отсюда – надеюсь, что навсегда – и думаю, что мы с вами больше никогда не встретимся. Когда я уеду, вы услышите всевозможные рассказы обо мне и сэре Генри…

– Да? Неужели…. – в панике пробормотала Эмма Левинджер.

– Послушайте, мисс, в этом нет ничего страшного, и я говорю все это ради вашего же блага. За время, пока сэр Генри был болен, я кое-что узнала, неважно, как – например, что вы его любите…

– Я понимаю, – прошептала Эмма. – О! Вы сказали ему…

– Я ничего ему не сказала, да мне и нечего было ему говорить. Я видела, как вы упали в обморок, и догадалась об остальном. Вас я хочу попросить об одном: не верьте ни единому слову, сказанному против сэра Генри, потому что он всегда вел себя безупречно. И вот еще что: я наблюдала за ним, говорила с ним и неплохо его узнала – если вы не согласитесь жить с ним в горе и в радости, это будет самый глупый ваш поступок, потому что мужчины лучше и благороднее вы не встретите. Я очень надеюсь, что у вас с ним все сложится, и вы проживете с сэром Генри долгую и счастливую жизнь, мисс Левинджер.